«Я такая мокрая из-за него, что ему нужен плащ»: поп-музыка снова стала гиперсексуальной

«Ты хочешь узнать цвет моего нижнего белья. Ты хочешь знать, что у меня там происходит», — поет Charli XCX в песне Guess из нашумевшего альбома Brat. В клипе на этот трек Чарли танцует в мини-юбке в окружении страстно целующихся пар. Альбом Brat воспевает архетип party girl — веселой и крутой девушки, которая не стесняется откровенной одежды и разговоров о том, чего она хочет и как этого добиться. Такой образ сейчас, что называется, in vogueВ тренде..

Другой завирусившийся трек с Brat — ремикс песни Von Dutch с восходящей поп-звездой Эддисон Рэй, которая тоже культивирует эту имидж раскрепощенной девушки. В своей сольной песне Diet Pepsi Эддисон откровенно поет, как «теряет всю свою невинность на заднем сидении» машины.

Еще одна икона поп-музыки певица Сабрина Карпентер флиртует со сцены с фанат:ками, предлагая им попробовать «пушистые розовые наручники» и «безумные позы». Долгое время одной из фишек Сабрины были импровизированные зарифмованные шутки о собственной сексуальности, которые она зачитывала во время исполнения песни Nonsense. Например: «У меня есть индивидуальность, но нет груди», «Вода не единственное, что я глотаю».

В последний год мы наблюдаем очередную волну гиперсексуальности. Причем этот ребрендинг происходит не только в поп-музыке, но и в одежде. Едва прикрывающие что-либо микро-шорты, крошечные кроп-топы, нижнее белье, специально вылезающее из джинсов — эти тренды, на самом деле знакомые еще из нулевых, снова оказались на пике моды.

В то же время этот запрос на высвобождение женской сексуальности может вызывать диссонанс на фоне громких кейсов харассмента. Прямо сейчас мы слышим все больше обвинений в насилии, выдвинутых против хип-хоп магната Шона «Дидди» Комбса. И вероятно, это лишь вершина айсберга. Этот тренд на гиперсексуальность — освобождающий продукт современного феминизма? Или мы просто ходим по кругу патриархальных ожиданий от женщин?

В чем обвиняют Пи Дидди?

Пи Дидди торговал людьми, абьюзил Джастина Бибера и убил Тупака?

Прочитали все о скандале вокруг известного продюсера и пересказываем главное в 100, 300 и 500 словах

Нина Незванова

Моральная одержимость тем, что носят женщины и насколько это «корректно», связана с традицией контроля женской телесности. В истории много примеров, когда женщины не могли распоряжаться собственным телом: вспомнить хотя бы обязательные проверки на девственность и «чистоту», брачные традиции по выкупу невест, бинтование ногКитайский обычай, практиковавшийся вплоть до начала XX века, когда девочкам ломали кости ступни, перевязывали тканью все пальцы ноги, кроме большого, и заставляли ходить в обуви малого размера, из-за чего ступни деформировались и оставались маленькими. Маленькие ступни считались признаком аристократии и престижа. Часто после бинтования девушки теряли возможность ходить..

Даже спустя столетия патриархат все еще предъявляет женщинам немало требований, причем противоречивых. С одной стороны, женщины должны быть скромными, осторожными и «беречь себя», а те, кто не соответствует этому, подвергаются слатшеймингуОт английского slut — шлюха, shaming — стыдить. Практика осуждения женщин за слишком откровенные вид и поведение. и стигматизации. С другой, женщины должны быть «украшением», привлекательными и сексуальными, а также желать мужской валидацииОдобрения.. Между этими требованиями и кроется потенциал для контроля и эксплуатации женской телесности.

Женщина всегда виновата, как бы она ни выглядела и ни вела себя, и всегда недостаточна, что бы ни делала.

При этом даже феминистская критика рискует обвинить женщин, следующих трендам на сексуальное самовыражение, в самообъективации. Чтобы избежать воспроизводства этой логики, следует критиковать не отдельных людей (в данном случае — поп-звезд), а систему, которая во многом определяет их успех и выбор.

Нет сомнений в том, что музыкальная, бьюти и фэшн индустрии патриархальны и капиталистичны. Их главная цель — извлечение прибыли. Причем зачастую их основные работни:цы и потребитель:ницы — женщины, а бенефициары — мужчины-акционеры и владельцы корпораций. Артист:ки, модели и инфлюенсер:ки в этой системе выполняют так называемый эстетический труд — работу, направленную на поддержание определенной внешности.

В то же время они молчат о том, что такая внешность требует значительных усилий и жертв, чтобы у потребитель:ниц создавалось ощущение, будто они тоже могут достичь «идеала». Сравните, как в этом видео две модели отвечают на вопрос интервьюера о том, как они едят, чтобы поддерживать свою фигуру. Одна из них рассказывает о якобы «неограниченном» питании, а следом другая говорит: «Знаете, [я ем] в принципе ничего, желудок пока работает нормально».

Этот желанный идеал, как правило, воплощает male gaze («мужской взгляд») на то, что привлекательно и сексуально. С развитием феминизма в культуре появился альтернативный тренд на female gaze («женский взгляд»), который призывает больше смотреть на красоту, сексуальность и жизнь с женской перспективы. В реальности «женский взгляд» нередко упрощают до того, чтобы просто нравится женщинам, и этим пользуются большие корпорации.

Тег #femalegaze стали наклеивать на все, что связано с женщинами и может им понравиться. Даже бренд Victoria’s Secret, годами использующий образ идеальных женщин-«ангелов», в последние пять лет формально переключился на повестку бодипозитива и разнообразия (при этом в каталогах компании условным плюс-сайз-моделям чаще подбирают более закрытое белье).

Жизнь в системе под постоянным гнетом патриархальных норм приводит к тому, что мы глубоко усваиваем «мужской взгляд» как свой собственный и порой даже не замечаем, что на нас наживаются. То, что подается нам как свобода и раскрепощение, все еще полностью контролируется рынком.

Возвращаясь к поп-музыке, стоит помнить, что определенные практики и веяния, которые могут быть приятны конкретным людям, ничего не говорят об их освободительном потенциале для общества в целом. Когда Сабрина Карпентер поет в своем хите Espresso: «[Я] вошла, и мечта исполнилась для тебя, мягкая кожа, и я надушилась парфюмом для тебя […] Я работаю допоздна, потому что я певица, он выглядит так мило, я обвела его вокруг пальца», у нас создается ощущение, что перед нами сильная девушка, которая не стесняется манифестировать свою сексуальность. Но в то же время у меня остается вопрос: кто кого на самом деле обвел вокруг пальца?

Кроме того, в тренде на откровенную сексуальность есть расовый и классовый аспекты. То, что кажется неочевидным в «белой поп-музыке», уже десятилетиями происходит в хип-хопе и рэпе. Для темнокожих рэп-исполнительниц вроде Lil' Kim и Megan Thee Stallion гиперсексуальность всегда была важной частью творчества. Во многом — из-за расовых предубеждений, где образ «раскованной» черной женщины считается более «естественным», а значит, более приспособленным для монетизации.

We're working late cause we are journalists... Поддержите DOXA, если хотите больше колонок про поп-культуру!

Оформите разовое или ежемесячное пожертвование.

Еще одна проблема: зачастую сексуальность рассматривается как приемлемая и высвобождающая, только когда речь идет о состоятельных женщинах, а в случае бедных по-прежнему воспринимается как грязная и распущенная. Как пишут исследовательницы Стефани Кунц и Пета Хендерсон, когда правящий класс имел доступ к рабскому труду, потребность в работе женщин из высшего класса значительно уменьшалась, что ослабляло контроль над ними и их телесностью. Но это не работало для крестьянок. Кунц и Хендерсон заключают:«Идеология чистоты и девственности была более распространена среди низших и средних классов, стремящихся повысить свой статус, чем среди элиты».Отчасти эти наблюдения применимы и к сегодняшнему миру. Мы видим, что поп-исполнительницы могут выходить на сцену в одном лишь боди и чувствовать себя уверенно перед сотнями тысяч людей, в том числе потому что могут позволить себе нанять людей, которые их защищают, — от охранников до юристов. В то же время женщины, не имеющие доступа к таким ресурсам, вынуждены надевать несколько слоев одежды для обычной поездки на метро, чтобы не столкнуться с харассментом.

Борьба за женское освобождение сильно продвинулась с XX века, но просто манифестации права на сексуальность недостаточно, пока эта сексуальность используется в качестве продукта для продажи и подвергаются угрозе физического, психологического и финансового насилия. Значит ли это, что в обществе без патриархата не будет мини-юбок? Конечно, нет. Если женщины чувствуют себя комфортно и безопасно в мини-юбке, это не должно быть проблемой. Однако интереснее другой вопрос: будем ли мы отдавать предпочтение мини-юбкам в обществе, где сексуальность перестанет быть объектом контроля и эксплуатации?