Если вы находитесь в России или планируете в нее возвращаться, вам нельзя репостить наши материалы в соцсетях, ссылаться на них и публиковать цитаты.
Подробнее о том, что можно и нельзя, читайте в карточках.
билли вудз (billy woods) — легенда андерграундного рэпа из Нью-Йорка. Ему за сорок, но каждый его альбом популярнее предыдущего и его приглашают на концерты по всей Европе. В своих треках билли вудз, выросший в семье африканских левых интеллектуалов, читает о разочаровании в революциях ХХ века и безвыходности текущего политического момента. Армен Арамян поговорил с билли после его концерта на фестивале Le Guess Who? в Утрехте.
Вы можете послушать их в нашем плейлисте на YouTube.
В хип-хопе — жанре, в котором обычно успешными становятся очень молодые люди, — билли вудзbilly woods — псевдоним рэпера, который он сам пишет с маленькой буквы. стоит особняком. Сейчас ему за сорок и он на пике своей популярности. билли начал записывать музыку еще в конце 1990-х, но не смог добиться особого успеха. В 2012 году он решил выпустить прощальный альбом с говорящим названием History will absolve me («История меня оправдает») и закрыть эту главу свою жизни. Но альбом внезапно нашел своего слушателя в андерграундной среде и был замечен музыкальными критиками, и билли понял, что сдаваться рано.
History will absolve me выделяется из всей дискографии билли своим мрачным политическим содержанием. В одном из куплетов трека Crocodile tears («Крокодиловы слезы») он сравнивает воспевающего насилие гангста-рэпера с диктатором, который не может доверять ни армии, ни спецслужбам и должен вечно оглядываться, чтобы не получить нож в спину.
В треке Pompeii («Помпеи») вудз читает о солдате, который становится военным преступником. Он беспрекословно выполняет приказы и продвигается по службе, но даже после выхода на пенсию не может забыть лица людей, которых пытал. Так что, когда на старости лет его судят за эти преступления, он наконец-то может вздохнуть с облегчением.
После успеха History will absolve me каждый следующий альбом билли вудза приобретает еще большую узнаваемость, а музыкальные медиа и блогеры редко обходятся без его релизов в топах за год. билли приглашают на фестивали по всей Европе — от независимых до мейнстримных, а на последней ПримавереPrimavera Sound — ежегодный музыкальный фестиваль, проходящий в Барселоне. в Барселоне у него состоялось аж 4 концерта (кажется, в команду организаторов фестиваля затесался лоббист). Его все еще нельзя назвать популярным исполнителем, но он уверенно занимает нишу your favorite rapper’s favorite rapper («любимый рэппер твоего любимого рэппера»).
В 2023 году у билли вышло два альбома: сольный Maps («Карты») с продюсером Кенни Сигалом (Kenny Segal) и We Buy Diabetic Test Strips («Мы покупаем диабетические тест-полоски») совместно с нью-йоркским рэпером ELUCID. Их с билли группа называется Armand Hammer (возможно, в честь американского бизнесмена и «личного капиталиста Ленина»). Альбомы стали прорывными и в плане содержания, и в плане размера аудитории.
Большая часть современных музыкантов почти ничего не зарабатывает на записях и стриминговых сервисах, их основной источник дохода — концерты, поэтому отмена массовых мероприятий из-за ковида ударила по кошелькам артистов. Конец пандемии совпал с новообретенной популярностью билли, и его первый тур после карантина стал самым масштабным за его карьеру. Maps — это альбом о том, как билли отправляется в большой пост-пандемийный тур, чтобы подзаработать. Треки — его дневник размышлений в дороге, которая начинается и заканчивается в Нью-Йорке.
— Все началось с идеи, что этот альбом будет связан с турами и путешествиями. После этого я придумал, что буду писать тексты в пути, а какие-то треки и записывать — если это можно сделать без потери качества.
Например, я придумал трек NYC Tapwater [«Нью-Йоркская водопроводная вода», предпоследний трек альбома] по дороге в Нью-Йорк и записал пару строк. Затем я подождал, когда тур закончится и я доеду в Нью-Йорк. Остаток песни я написал в течение 48 часов после возвращения, потому что именно этим двум суткам посвящена песня.
Треки на альбоме хорошо показывают характерный для билли подход к жизни и политике. Он не сглаживает острые углы, вне зависимости от того, говорит он о своих личных ощущениях или о политических событиях, и вытаскивает наружу самые мрачные наблюдения.
Так начинается трек Soft Landing («Мягкая посадка») — высказыванием о войнах, прошлых и будущих. Через пару строчек он читает про порочный круг революционного насилия. Революции часто вершатся под лозунгом освобождения политзаключенных, но тюрьмы редко остаются пустовать.
Несмотря на обилие политических отсылок, его треки не звучат как занудная проповедь. Размышления о политике органично переплетаются с его личными переживаниями и перемещениями во время тура. Так, трек Soft Landing — хаотичные размышления в полете, которые заканчиваются приземлением лоукостера. А уже на следующем треке Soundcheck билли читает, что не придет проверять звук для выступления, а вместо этого останется в отельном номере и будет курить травку в душе — чтобы не сработала пожарная сигнализация.
Припев трека звучит такПиррова победа — победа, достигнутая столь большой ценой, что практически равна поражению.:
(Надо сказать, что, побывав на нескольких концертах билли, я не помню ни одного, на котором он забыл бы текст, но ладно).
Концерты билли начинаются с просьбы сделать свет приглушенным, чтобы его самого было не так видно. На фотографиях он скрывает свое лицо. Мне он рассказывает, что не помнит, когда решил выступать анонимно:
— Это как с моим псевдонимом. Совпало много факторов, но я не помню конкретный момент, когда я решил его использовать. Когда ты молодой, иногда возникает какая-то идея и ты сам не понимаешь, как она начинает жить своей жизнью…
В начале 2001 года, когда я уезжал из Вашингтона, у меня были определенные причины для беспокойства. Я хотел иметь возможность говорить свободно, не опасаясь, что мои слова могут быть использованы против меня. А также свободно высказываться о политике и говорить вещи, которые я не хотел бы, чтобы ассоциировались со моим именем или моей семьей.
Я никогда не стремился к славе. Конечно, я хотел быть успешным и чтобы моя музыка была интересна людям. Но я никогда не мечтал быть знаменитым. Мне не хотелось, чтобы меня узнавали на улицах. Мне не нравится, когда меня фотографируют. Так что это решение не было трудным, я не чувствовал, что от чего-то отказываюсь.
Желание скрыться от происходящего вокруг, запутать следы занимает важное место в творчестве билли. Один из самых известных его треков — Spongebob (само название вызывает недоумение и совсем не отражает настроение композиции). В нем он читает о неуверенности в себе и о том, что даже не пытается добиться успеха. Намного проще облажаться и только подтвердить свои сомнения:
билли рассказывает, что изначально хотел назвать трек «Монотеизм», но после того как записал припев, решил поменять название.
— Возможно, это было лучшее решение в моей жизни с финансовой точки зрения. Не думаю, что трек с названием «Монотеизм» стал бы настолько же популярным.
Когда я писал эту песню, у меня было много проблем в жизни. Было ощущение, что все идет ко дну [everything’s underwater]. Возможно, ты не знаком с этой фразой. На английском, когда ты говоришь, что «бизнес идет ко дну» [business is underwater] это значит, что на первый взгляд все нормально, но за этим скрывается куча проблем. Если я говорю, что мой бизнес идет ко дну, это значит, что возможно я не смогу заплатить по счетам. Это значит, что проблем так много, что ты не можешь их разгрести.
Во втором куплете билли рассказывает, как на Ямайке погибает его родственница, но он не может к ней поехать. У него нет денег, а он не хочет ехать к родственникам с пустыми руками. В отличие от других рэперов, билли не скупится на объяснение смысла своих текстов и терпеливо комментирует каждую строчку куплета:
— Я писал этот куплет в реальном времени. Я иду в киоск, чтобы купить телефонную карту, сделать звонок за границу и выяснить, что мне делать, пока близкий человек умирает в больнице. Мне нужно поехать в другую страну, хотя у меня нет на это денег. Дальше я описываю происходящее у киоска. Знаешь, иногда у магазина толпа людей и они не собираются тебя пропускать. Так что тебе нужно «съежиться», чтобы протиснуться внутрь. Это добавляет красок к образу человека, который одинок и сломлен своими жизненными обстоятельствами.
И этот куплет также об опыте эмиграции… Ну ты и сам, наверное, понимаешь, ты тоже эмигрант. Иногда дома что-то происходит и люди возлагают на тебя нереалистичные ожидания. Например, они могут подумать: «О, ты живешь в Штатах, привезешь мне айфон?». И ты думаешь: «Блин, у меня андроид трехлетней давности, как я привезу тебе айфон?». Эта песня написана третьего июля, так что на улице много фейерверков в преддверии праздника [речь о 4 июля — Дне независимости США]. Вот такой куплет.
На альбоме We Buy Diabetic Test Strips билли и его товарищ ELUCID тоже пользуются моментом и прыгают выше головы: альбом пестрит экспериментальными битами от известных продюсеров — от JPEGMAFIA до El-P, — в песнях часто меняется бит и звучат живые инструменты.
Вместо того чтобы активно бороться со своими врагами или оппонентами, я предпочитаю действовать так, будто их не существует
Мой любимый трек на этом альбоме называется Niggardly (Blocked Call). У слова niggardly из заголовка мутная история: это старое английское слово, которое переводится как «скупо». Этимологически оно не имеет ничего общего с созвучным n-word и вообще очень редко используется. Тем не менее, в Штатах периодически возникают обсуждения уместности его использования, потому что оно может звучать триггерно для афроамериканцев. В этом треке билли, как мне кажется, диссит своих врагов, обещая им участь библейского КаинаКаин — ветхозаветный персонаж, убивший своего брата Авеля из зависти. После преступления он был проклят Богом и обречен на вечное скитание. Имя Каин стало нарицательным: так называют злого и завистливого человека, способного на подлость.. Я спрашиваю у него о значении и этого трека:
— Я не рассматриваю его как дисс, хотя понимаю, почему так можно подумать. Для меня он о том, как ты охладеваешь к людям и вещам, о том, как ты достигаешь состояния, когда уже никто не может тебя эмоционально задеть. Но эта эмоциональная отстраненность может затем неожиданно проникнуть в другие сферы твоей жизни, где ты ее, может, и не ждешь.
Думал ли я о конкретных людях и ситуациях, когда писал эту песню? Конечно, в том числе и это вдохновило меня ее записать. Но также это рефлексия о том, что я не люблю злиться. Я не люблю действовать импульсивно, на эмоциях. Вместо того чтобы активно бороться со своими врагами или оппонентами, я предпочитаю действовать так, будто их не существует, и ждать, что будет дальше. Что посеешь, то и пожнешь — это касается всех, и меня тоже.
Отсюда ветхозаветные сюжеты. Меня всегда впечатляло то, что [ветхозаветный] Бог делает с людьми и цивилизациями. В случае с Каином он делает так, что после убийства Авеля никто не может тронуть Каина«И сказал Господь: за то всякому, кто убьет Каина, отмстится всемеро. И сделал Господь Каину знамение, чтобы никто, встретившись с ним, не убил его». [Бытие 4:15], но и остаться на одном месте ему не суждено. И именно злоба Каина, его неспособность контролировать свои эмоции привела к его падению. Бог говорит: «[Грех] влечет тебя к себе, но ты господствуй над ним» [Бытие 4:7]. Собственно, проблема с Каином была в том, что он не смог сдержать злобу и убил своего брата.
Меланхоличное наблюдение за последствиями революций, ощущение безвыходности текущего политического момента — это то, что очень выделяет билли как рэпера. Такое отношение к политике, как он подтверждает, прорастает из его личной истории.
Мать билли — профессорка литературы родом из Ямайки. Его отец — революционер-марксист, участвовавший в борьбе против колониального режима Родезии.
В конце XIX века английская торговая компания захватила территории в Южной Африке и превратила их в колонию под названием Южная Родезия. В 1965 году белые поселенцы, составлявшие менее 8% населения, объявили о создании независимого государства. Родезия фактически стала апартеидом. Черное большинство не могло участвовать в выборах из-за имущественного ценза, а в руках белых колонизаторов были сосредоточены почти все ресурсы, в том числе половина сельскохозяйственных земель.
Вскоре после объявления независимости Родезии африканские повстанцы начали борьбу против колониального режима. В ней участвовал и отец билли, но из-за преследования со стороны колониальных властей ему пришлось уехать в Штаты, где он и познакомился с матерью билли.
— Когда мой дедушка по отцовской линии был при смерти, мой отец поехал к границе Родезии, чтобы встретиться с родственниками. Но он не мог пересечь границу, потому что его бы мгновенно арестовали родезийские власти.
В 1979 году прошли выборы, в которых смогли принять участие партии, представлявшие черное большинство.
Борьба между африканскими повстанцами и колонизаторами завершилась в 1980 году. Тогда было сформировано первое правительство Зимбабве.
Сам билли родился в штатах в конце 70-х, но его семья вернулась в страну после окончания войны. Отец билли вошел в состав правительства.
— Для моего отца, который пытался открыть путь африканского марксизма, освобождение его страны и участие в процессе создания государства Зимбабве стало воплощением его мечты.
билли наблюдал первые десять лет независимости страны и в деталях описывает это время:
— С экономической точки зрения Зимбабве было успешным в первое десятилетие. Был обильный рынок экспорта, сильный сельскохозяйственный сектор. Валюта была довольно стабильной. [Премьер-министр] Мугабе придерживался политики, которая позволяла избежать полной утечки белого капитала из страны, потому что он понимал, что это необходимо для сохранения независимости.
Во время апартеида власти, естественно, не позволяли черным африканцам получать образование, необходимое для управления экономикой. Многие новые африканские страны, в которых раньше были поселенческие режимы, были подкошены утечкой мозгов и банально утечкой денег. Хороший пример — Мозамбик, где португальские колонисты не только намеренно уничтожили часть инфраструктуры «на выходе» из страны, но и увезли с собой все деньги и специалистов. Так что в итоге осталась страна, в которой почти нет врачей.
Но страну раздирали внутренние и внешние противоречия. В Южной Африке сохранялся сильный апартеидный режим, который чувствовал угрозу со стороны новых африканских государств.
— Изначально южноафриканский режим надеялся, что у него будет «щит» из других африканских стран с белым руководством: португальцев в Анголе, независимого поселенческого режима в Родезии, а также они сами захватили Намибию. Но в Португалии внезапно происходит путч, так что португальцы покидают Анголу и Мозамбик. В этих странах возникают марксистские режимы, и ЮАР начинает с ними ожесточенную и затратную войну. ЦРУ поддерживает сопротивление марксистскому режиме в Анголе, а также дестабилизирует режим Самора Машель в Мозамбике, поддерживая группу Ренамо, которая сражается с марксистским режимом, а также атакует восток Зимбабве.
Когда Зимбабве обретает независимость, южноафриканские власти осознают, что родезийский режим, который они поддерживают, не выживет. Тогда они решают выстроить нейтральные отношения со своими черными африканскими соседями. Типа вы можете делать что хотите, но не можете укрывать АНК [Африканский национальный конгресс, который боролся против апартеида в Южной Африке]. АНК не может работать из вашей страны и атаковать нас оттуда. Это похоже на то, как Израиль пытался изгнать ООПВ 1982 году Израиль начал военную операцию против Ливана для изгнания баз ООП из страны. [Организацию освобождения Палестины] из Ливана и других стран.
Южноафриканские власти также влияют на экономику Зимбабве. Зимбабве — страна без выхода к морю, так что доступ к портам очень важен. Из-за ситуации в Мозамбике они теперь не могут пользоваться портами на востоке, на западе — Намибия, которая находится под контролем Южной Африки, а на юге, собственно, сама Южная Африка. Так что Южная Африка давит на Зимбабве со всех сторон, пытаясь вытеснить оттуда АНК. Они в том числе напрямую атакуют страну: бомбят офисы АНК в Хараре [столица Зимбабве].
Но помимо этого, режим Роберта Мугабе, первого премьер-министра новообразованного Зимбабве и в прошлом лидера вооруженной борьбы против Родезии, стремительно становится авторитарным. Ключевая веха в этом процессе — волна жестоких репрессий против этнического меньшинства ндебеле, которую билли наблюдал своими глазами.
— На выборах Мугабе и его партия ZANU заручились поддержкой этнического большинства страны — шона. После того как партия ZAPU и ее лидер Джошуа Нкомо, представлявшие этническое меньшинство ндебеле, проиграли выборы, государство начало подозревать их в контрреволюционных намерениях. Стало известно, что не все повстанцы ZAPU вернули оружие после войны с родезийцами. На ферме Нкомо обнаружили большой запас оружия, и он покинул страну. Сложно сказать, насколько реальной была угроза, а насколько это была паранойя: в других африканских странах эпохи Холодной войны происходили подобные контрреволюционные движения. В любом случае Мугабе запустил непропорциональную волну репрессий и военных операций, которые приобрели явно этнический характер. Когда я жил в стране в то время, это все преподносилось с определенной точки зрения. Но сейчас, оглядываясь назад, это выглядит иначе.
Первое многообещающее десятилетие заканчивается однопартийным авторитарным режимом, который жестоко расправляется с оппонентами, а Мугабе становится одним из самых известных африканских диктаторов. В гостевом куплете трека gospel? («госпел?») рэперки Noname билли хорошо схватывает двойственность этого эпизода в истории Зимбабве: воодушевление зимбабвийцев, которые наконец-то обрели свободу определять свое будущее, но также зловещее предчувствие грядущей катастрофы.
билли вспоминает, как на концерте в честь Дня Африканской независимости в Нью-Йорке разговорился с активистом, который часто ездил в Зимбабве и работал с местными организациями.
— Это был афроамериканец, он выглядел как хороший парень с прогрессивными взглядами. Но когда мы обсуждали текущую ситуацию в стране, он стал рассказывать мне о том, как Зимбабве борется с западными санкциями и что правящая партия — единственная, которая заботится о людях, а вся оппозиция контролируется Западом. И я такой: «Ау, я родом оттуда! Люди, о которых ты говоришь, да даже Роберт Мугабе, ужинали у меня дома! Я знаю об этом всем не понаслышке!».
И это безумно, что люди могут быть настолько идеологизированы, что они отказываются смотреть на факты. Америка не может быть виновата во всем. Просто не может. Люди в Зимбабве — такие же люди, как я и ты, не лучше и не хуже. Их лидеры делают плохие вещи, и они коррумпированы так же, как любые другие лидеры. В какой стране правящая партия может оставаться у власти 30-40 лет и не стать коррумпированной?
Он рассказывает, что часто расходится с современными американскими левыми по этим вопросам, потому что видит с их стороны романтизацию левой политики.
— Эти люди исходят из благих намерений, они стремятся к справедливости и равенству. Но иногда я чувствую, что они повторяют те же самые вещи, которые я слышал в детстве. Никто не обсуждает, чем это закончилось и что будет сделано по-другому.
Я сталкиваюсь с той же проблемой, когда обсуждаю с кем-то Палестину и Израиль. Мне говорят: «Да, это очень трагичные события, но Палестина еще никогда была настолько в центре внимания». Но это не так! Все это уже было! Много раз! У палестинцев есть право на сопротивление, у угнетенных есть право на использование насилия, чтобы свергнуть угнетателей. Но в то же время важно смотреть на то, что происходит на самом деле.
Я вырос в глубоко антисионистской среде, культуре и стране. И на протяжении всей своей жизни я наблюдаю, как Израиль становится более сильным, а палестинцы становятся более [несчастными]. В моем детстве палестинцы могли свободно перемещаться по Израилю. Сейчас, после двух интифадИнтифады — восстания палестинцев против израильской оккупации, первая из которых началась в 1987 году, а вторая — в 2002 году. и нескольких войн, палестинцы находятся в более плачевной ситуации, чем когда-либо, и прямо сейчас против них происходят этнические чистки. Это нормально — задавать вопросы о том, что эти движения сделали для своих людей. Я не собираюсь хвалить ХАМАС просто потому, что они сражаются. Многие люди могут сражаться, но если ты сражаешься и проигрываешь каждый раз, и все, что ты делаешь, помогает твоему противнику… Израиль использовал ХАМАС, чтобы расколоть палестинское движение и его стерилизовать. И это нормально — признавать это и задавать вопросы.
Разговор, конечно, заходит и о России, и билли смеется, что я — второй россиянин, с которым он познакомился, — тоже армянин. Он с интересом спрашивает о моем отношении к происходящему в стране, по его ответу можно понять, что он сам хорошо знаком с современной российской историей и глубоко сопереживает происходящему.
— Мне грустно наблюдать за тем, что происходит в России. Когда я был ребенком, Советский Союз… Для нас это были герои. Потом я понял, что на самом деле все было ужасно. И сейчас я вижу, как Россия трансформировалась, и теперь это снова Советский Союз, но уже без каких-либо принципов. Это намного хуже. Раньше хотя бы был оживляющий принцип, который не всегда воплощался в реальности, а теперь ничего этого нет…
Некоторые люди до сих пор говорят мне, что ситуация в Украине происходит по вине Запада. И я говорю: «Путин сделал то же самое в Крыму. Он сделал то же самое в Грузии, в Чечне. Америка все это сделала? Россия вторглась в Абхазию и Осетию из-за Запада? Крым, Донбасс — это все тоже Запад?».
Иногда это просто маскулинная демонстрация силы, как это было в Чечне. России ничего не нужно было от Чечни, но нестабильность в регионе и поражение в Первой чеченской войне позволили Путину показать: «Я могу взять ситуацию под контроль. Я могу победить наших врагов. Я могу положить конец идее сепаратизма, и тогда не придется переживать, что все подряд захотят выйти из страны. Я положу этому конец здесь и сейчас». Некоторые вещи можно понять со стратегической точки зрения. Например, Крым стратегически важен. Но иногда люди делают вещи, просто потому что считают, что что-то им принадлежит — будь то территории, люди или культуры.
После того как билли дает «маленькую историческую справку» про политическую историю Африки и Ближнего Востока, я спрашиваю, вызывают ли у него какие-либо современные политические движения оптимизм. билли растерянно пытается придумать ответ, но в итоге сдается.
— Сложно назвать что-то [хорошее], потому что мне сразу хочется добавить: «Но теперь вместо этого происходят другие [ужасные вещи]». С одной стороны, молодые африканцы недовольны статусом-кво и у них много энергии, чтобы ему противостоять. Но с другой, африканские лидеры спокойно смотрят на то, как молодые люди покидают континент, и они сами могут продолжить грабить свои страны. Они как бы говорят: «Удачи переплыть океан. А если не получится, то в любом случае вы больше не моя головная боль». Раньше было по-другому: молодые люди были недовольны происходящим, у некоторых из них было высшее образование, они не могли найти работу — так и начинались уличные протесты и революции. А теперь эти люди уезжают, чтобы работать в Убере где-то на Западе. Или тонут в Средиземном море.
Напоследок я прошу у билли порекомендовать нашим читателям других рэперов, которые делают музыку с политическим посылом. Он скромно замечает, что, наверное, чего-то не знает, но в итоге выдает почетный список, в котором много его товарищей по коллаборациям и музыкантов его лейбла backwoodz studios:
— Я бы назвал ELUCID. Я его большой фанат. Я думаю, что его музыка очень политическая и личная. Еще Noname. Я согласен не со всеми ее политическими взглядами, но ценю, что она очень искренне и открыто их выражает. И если говорить о чем-то, что скорее личное, но в чем содержится политическое… Если говорить о качественной интересной андеграундной музыке, то это MIKE. Еще Quelle Chris. Cavalier тоже сюда подходит. Curley Castro. Shrapnel. И, конечно, Moor Mother. Она в топе моего списка.
Послушать его можно по этой ссылке.
В своих текстах билли вудз последовательно критикует себя и мир вокруг, вытаскивая на поверхность самые неприятные события и ощущения. Когда он комментирует политику, он делает это с позиции человека, который сопереживает революционным движениям, но отказывается закрывать глаза на их провалы и ошибки.
После разговора с билли я понимаю, почему мне так отзывается его музыка, несмотря на всю культурную дистанцию, которая нас разделяет. Последние несколько лет я переживал крах своих политических надежд и идеалов, на месте которых образовался вакуум. Я чувствую, что мы живем в мире, который находится на пороге мировой войны, в котором происходят геноциды и в котором власть сверхбогатых ставит под угрозу нашу жизненную среду. Этот мир отчаянно нуждается в эгалитарной политике, но мы не можем предложить ничего и близко соответствующего этому вызову.
В таких условиях вспоминается формула левой политики, которую предложил итальянский марксист Антонио Грамши — «пессимизм ума и оптимизм воли». Музыка билли вудза хорошо настраивает на пессимизм ума и критическое отношение к происходящему, но оптимизм воли придется поискать где-то еще.