Забытые игрушки империи

«Космонавты, но с нюансом»

Попасть на космодром Байконур непросто. Строили его в казахстанских степях — специально подальше от людских глаз. Даже само название «Байконур» — лишь прикрытие. Настоящий Байконур (поселок) находится в 800 километрах к северу от космодрома. Считается, что название советская администрация забрала сознательно: чтобы запутать западных шпионов. В поселке для этого даже, по слухам, построили игрушечный космодром, хотя следов его теперь не находят.В первоначальной версии текста последнее предложение выглядело следующим образом: «В поселке для этого даже построили игрушечный космодром».Приносим извинения за ошибку.

Чтобы попасть на «Байконур», сначала нужно добраться на поезде до казахстанского поселка Торетам в Кызылординской области. А по путям постоянно громыхают ржавые промысловые вагоны фирмы «Русский Мир». На здании расположенного в областном центре вокзала — облупленная советская мозаика, на которой за изображением двух крестьян-кызылординцев угадываются воды Аральского моря, уничтоженного советской ирригационной политикой.

Байконур находится напротив казахстанского поселка Торетам. Прямо при въезде в город торетамцы построили огромную новую мечеть, как будто в пику советским скульптурам рабочих Байконура рядом с блокпостом.

Город начали строить в 1955 году: для космодромных строителей, военных и специалистов. Он был типичным советским закрытым городом без названия — кроме прикрытия «Байконур» — и истории. Изначально даже сами строители не знали и не понимали, что они строят в ударном темпе. Когда, после первых запусков ракет, стало понятно предназначение города, жители стали называть его Звездоградом — даже стелу такую установили к приезду французского президента Шарля де Голля в 1966 году. Но сразу после визита начальство решило, что очередной город нужно переименовать в честь вождя — в Ленинск. Первоначальное название — Байконур — ему вернули уже после получения Казахстаном независимости.

На первый взгляд, Байконур-Ленинск-Звездоград — это ещё один вымирающий постсоветский моногород. Однотипные хрущевки, старики, разбитые машины и ржавчина. Как бонус — свойственные для казахстанских степей песчаные ветра.

Но ландшафт города всё время напоминает о космической мечте. Город утыкан игрушечными ракетами — редкими яркими пятнами на сером пейзаже панелек и выцветшей травы.

Помимо советских игрушек, на тусклом пейзаже выделяется храм Русской православной церкви и здание Роскосмоса.

На площади рядом с последним стоит Ленин — единственный, избежавший казахстанской декоммунизации.

Город постепенно становится все более казахским: местным россиянам он кажется мало перспективным, и они уезжают. Зато казахстанцы, переезжающие в Байконур из близлежащих районов, наоборот, считают его более развитым.

Город — плоть от плоти космодрома, плоть от плоти российских госкомпаний. Как сказал один байконурец, город «пропутинский». Но не в идеологическом, а в экономическом смысле: «Арестовывать или бить [за протесты] не будут, а просто уволят. Куда ты потом денешься?» И впрямь, экономика города полностью завязана на России.

Мечты у молодежи соответствующие. Разговорившись с двумя молодыми ребятами, узнаю, что оба хотят работать в силовых структурах. «Космонавтами, но с нюансом», — смеется один. Он хочет устроиться работать в Росгвардию.

У второго мечты еще более «космические». Он хочет устроиться в Роскосмос, а потом, выйдя на пенсию, улететь в «другой мир»: «В Германию поеду, там знаааааешь какие зарплаты?!».

Но пока оба занимаются бесконечными охранными подработками. Ощущение, что кроме охранного бизнеса в городе особо и некуда устроиться. Строительных работ на комплексе уже почти нет, а вот охранять, ловить и не пускать надо всегда.

Философию тотальной «охраны» воплощает легендарная гагаринская беседка, на которой Гагарина утвердили первым космонавтом. Ее спрятали от посторонних, глаз, окружив собаками и охранниками. Ни беседку, ни близлежащий гостиничный комплекс для первых космонавтов толком восстанавливать не собираются, но зато обнесли их огромным забором.

Игрушка многоразового использования

Космодром Байконур огромен. Степи, изрезанные разбитыми дорогами, циклопическими конструкциями и стартовыми площадками. На трассе одиноко стоит большой билборд с Путиным. В городе такие плакаты тоже есть, но там российский президент всегда изображен рядом с казахстанским — Токаевым.

Проезжая через город, всюду видишь призраки незаконченных проектов: вот это — здание несбывшейся совместной российско-казахстанской программы освоения космоса «Байтерек», а здесь — ржавая стартовая площадка, выведенная из эксплуатации. Всего на космодроме построено 18 плацдармов, но пуски производятся только с трёх. Остальные же прекратили использовать по разным причинам, в основном из-за нехватки денег.

Ни Россия, ни Казахстан не могут продолжать космическую мегаломанию СССР. Ее и сам СССР не мог тянуть под конец своего существования, всё больше игнорируя космос. Теперь Роскосмос больше знаменит коррупционными скандалами и мемами с Рогозиным, чем покорением космоса. Казахстану же банально не хватает ресурсов, не говоря уже о том, что Россия не горит желанием развивать проекты на Байконуре: когда-нибудь всё это может перейти в собственность Казахстана.

Самая знаменитая заброшенная игрушка Байконура это проект «Буран», порожденный безумной логикой Холодной войны. Он должен был стать ответом на американскую разработку многоразового космического корабля «Шаттл».

Мы рассказываем про военное вторжение России в Украину, протесты и репрессии. Мы считаем, что сейчас, когда десятки медиа закрылись или перестали освещать войну, доступ к независимой информации важен как никогда.

Поддержать

Оформите разовое или ежемесячное пожертвование.

«Буран» совершил всего один полет (вместо планируемых 100) в 1988 году, вскоре после этого программа была фактически заморожена: ни денег, ни практического смысла в ней не было. Свой окончательный финал проект встретил довольно бесславно спустя ещё десять лет: подрядчики сэкономили, крыша ангара рухнула и уничтожила первый и последний советский шаттл в 2002 году.

Сохранившаяся, но так и не летавшая в космос сестра-близнец «Бурана» «Буря» стоит в другом, пока ещё держащемся, ржавом ангаре.

В огромном прохладном павильоне пахнет пылью и ржавчиной. Огромные строительные леса, окружающие шаттл, напоминают фильмы то ли Кэмерона, то ли Кубрика, но с думерским постсоветским налётом тотальной разрухи.

«Буря» вызывает не столько восторг перед величественной руиной, сколько печаль. Подойди поближе, залезь внутрь — и он начинает напоминать то ли разбитый безвредный скелет, то ли милую игрушку.

Байконур испещрен башнями и постройками, некоторые из них продолжают работать, но большинство находится в полуразрушенном состоянии.

Изредка можно увидеть новые постройки: однотипные стелы в честь Великой Отечественной или производственные здания за толстыми слоями колючей проволоки.

Иногда в небо с грохотом врывается ракета, освещая всё вокруг — тогда космодром замирает, к нему перекрывают движение и разношерстная толпа туристов и местных приходят посмотреть на запуск со стартовой площадки. На наследии советской мечты официальные туроператоры зарабатывают от 120 тысяч рублей с человека.

На земле туристов, посмотревших на запуск, ждут специально для них открытые музеи, под завязку набитые космическими макетами, игрушками и манекенами.

Манекен космонавта, спящего под картиной Красной площади — символ мечты не только космической, но и имперской.

В музее за яркими экспонатами уже проглядывает изнанка советской космической мечты. Вскользь, как само-собой разумеющееся, экскурсоводы и таблички подчёркивают истинное назначение советской космической программы: военное. Космические проекты — что советский, что американский — были лишь частью масштабной гонки вооружений. Космодром испещрён шахтами для межконтинентальных ракет, а в городе стоит памятник стратегической ракете 15А15. Ее заряд мог производить взрыв в 140 раз мощнее, чем тот, что уничтожил Хиросиму. Стоит памятник в центре парка — «Парка Мира».

Милитаризм — лишь один тёмный аспект советского проекта по освоению вселенной. Космические и военные проекты по всему миру зачастую шагали рука об руку с колониализмом. Казахстан, носящий шрамы Семипалатинска, высохшего Аральского моря и, собственно, Байконура — особенно яркий тому пример. Мощь, выстроенная на казахстанских землях, мало принесла казахам и Казахстану. Советские учёные и специалисты, работавшие на космодроме, набирались в далёкой Москве. После распада СССР мало что изменилось: казахстанцы по-прежнему крайне мало представлены в исследовании космоса.

Колониальный подтекст проявляется и в сохранившихся традициях советской космонавтики. Следуя примеру Гагарина, все космонавты до сих пор перед запуском смотрят «Белое солнце пустыни» — фильм о советской борьбе за Центральную Азию. Картина повторяет типичный стереотипный образ: белый человек приходит и облагораживает нерадивых азиатов, которые сами ничего не могут.

При этом как художественные произведения, так и официальная история стараются скрыть, как на самом деле Российская империя подчиняла себе Центральную Азию: жестоко подавляя восстания и романтизируя образы тех, кто занимался репрессиями на занятых территориях. Языки уничтожались, города и деревни стирались с лица земли. Центральная Азия стала регионом, куда отправляли пленных и диссидентов. Та же политика продолжилась и при коммунистах. В Казахстан ссылали целые народы, проводили радиоактивные эксперименты и строили опасные для окружающей среды производства.

Макдоналдс как антидот против протеста

Как торговый центр стал главным пространством российских подростков

Бесплатная кола на фудкорте и одиночество

Шура Гуляева

Последствия такой политики ощущаются до сих пор. Самым яркий пример связан с выбросами гептила — ядовитого топлива «Протона», одной из самых популярных ракет Байконура. Вещество в крупных масштабах выделяется при запуске и падении ступеней «Протона». Гептил в несколько раз токсичнее цианистого калия и крайне опасен для людей и природы. Активисты протестного движения «АнтиГептил» считают, что использование вещества и нежелание инвестировать в более современное и экологичное топливо — это очередное проявление «колониальных практик России» в регионе.

«Движение возникло органично, из-за искреннего недовольства людей. Но [власти Казахстана] жестко его разогнали», — говорит Болатбек Блялов, лидер АнтиГептила. Сам он был арестован на два месяца за участие в активистском движении.

С гептилом нет желания бороться ни у России, ни у Казахстана. «Раньше эти ступени падали в Алтае. Но России проще избегать недовольства там и платить Казахстану, а наше правительство и радо», — считает Блялов.

«Роскосмос для экологии Казахстана настоящее бедствие, — рассказывает экоактивист и акционист Асхат Ахмедияров. — Колонии сохранились в сознании казахстанцев. Политику российской империи поддерживаем мы сами, когда на автомате говорим между собой на русском языке. А Байконур — это не аренда, а плевок Кремля в номадийскоекочевническое восприятие космоса и природы».

В 2013 году после аварии на Байконуре, сопровождавшейся крупным разливом гептила, Ахмедияров провел акцию у дверей консульства России в Астане, приведя к дверям поросенка, раскрашенного в триколор.

«Вообще, большинство космодромов мира базируются в районе экватора, и запуски производятся над океаном. Ведь это безопасно для падения ступеней ракет. А ступени ракет с Байконура падают в нашу степь. Случалось, что они падали на населённые пункты в Казахстане и были человеческие жертвы», — добавляет Ахмедияров.

Единственное, что вселяет надежду — это верблюды. Как рассказывают жители Байконура, ещё до начала строительства космодрома, до советской власти, населяющие регион пастухи-чабаны пасли в бескрайней степи верблюдов. Где-то комичные, где-то величественные «корабли пустыни» бороздят пространства космодрома: выпас, на удивление, никогда не запрещали, только на время запусков посылают вертолёт предупредить чабанов.

Верблюды, вольно гуляющие по космодрому, как у себя дома, показывают, что это и есть их дом. Что, несмотря на разрушения, депортации, колониальные шрамы и отравление окружающей среды, казахстанские земли по-прежнему полны сил.