Айтивоенное движение

C.: Я и до начала полномасштабной войны был вовлечён в политический активизм, хотя и достаточно эпизодически. А после 24 февраля я столкнулся с ощущением, что вот, начинается война, а мы ничего не можем с ней сделать. Тогда я подумал, что у меня есть компетенции в области разработки и я могу предложить свою помощь знакомым и знакомым знакомых, которые вовлечены в активистскую деятельность. Спустя некоторое время сформировался наш коллектив «Ботов против войны». Сейчас в нём около пяти человек.

L.: До вторжения у меня был опыт участия в окололевацких ридинг-группах. После начала вторжения я волонтерил_а в одном антивоенном движении. У них был бот в телеграме, но он оказался не очень удобным, а у меня как раз было хобби — создание ботов, в том числе чуть более сложных, чем обычно. И тогда у меня появилась идея: круто было бы сделать низовой движ, сервис для тех, кому нужно сделать бота или помочь с поддержкой. Волею судеб мы связались с C. и решили замутить такой движ.

С.: Для нас примерно равными приоритетами стали подчеркнуто протестные инициативы (например, координирующие какую-то антивоенную деятельность в России, поддерживающие активистов) и инициативы, которые помогают украинским беженцам.

Самые простые запросы мы научились обрабатывать практически мгновенно: если у нас есть готовый шаблон, то на то, чтобы минимально кастомизировать его и отдать активистам, у нас уходит полчаса. Существуют конструкторы ботов, но проблема со многими из них, особенно бесплатными, в том, что они очень небезопасны. Были истории о том, что какие-то данные сливают, или вставляют рекламу, или и то, и другое. В активистских проектах, для которых критически важна безопасность, не хочется таким пользоваться. В какой-то момент мы заметили, что часто добавляем очень похожий функционал в ботов. Например, бот для обратной связи в 70% запросов — это центральная фича, а в остальных 30% — побочная, которая всё равно нужна. Тогда мы сделали свой конструктор ботов.

Самая незатратная с нашей стороны помощь сейчас — это сказать: «Ребята, у вас есть такой запрос, а наш конструктор это уже умеет — держите. Если будут проблемы, пишите за консультацией»

Более сложные задачи чаще всего решаются в течение недели, но в зависимости от запроса это может занять и несколько месяцев. Для некоторых проектов такой продолжительный срок выполнения задач вполне приемлем: в первые несколько месяцев войны было ощущение, что у всех всё горит, а потом постепенно многие [активистские проекты] начали переходить в режим устойчивой работы, потому что стало понятно, что и война, и режим в России вряд ли прекратят существовать в ближайшую неделю.

L.: В нашем коллективе нет строгих правил. Мы стараемся без необходимости не ставить себе каких-то дедлайнов. Хочешь как-то реализовывать себя в антивоенной деятельности — выделяешь кусок свободного времени и тратишь [на нее]. [В среднем у меня на волонтерство] уходит примерно 10 часов в неделю. Но важно, что мы за эти полгода сделали банду, которая не только решает какие-то технические задачи, но и поддерживает друг друга.

С.: Сначала я был как одинокий волк на полях цифровых сражений, но потом, когда получилось оформить какое-то коллективное предприятие, мне стало гораздо проще. Стало появляться больше ресурса, чтобы заниматься [активизмом]. Бывает, мы созвонились, что-то обсудили, рассказали, как у кого дела, — и уже как-то приятно на душе. Для меня это важная штука.

Мы рассказываем про военное вторжение России в Украину, протесты и репрессии. Мы считаем, что сейчас, когда десятки медиа закрылись или перестали освещать войну, доступ к независимой информации важен как никогда.

Поддержать

Оформите разовое или ежемесячное пожертвование.

У меня долго был какой-то biasПредвзятось, пристрастность, влияющая на восприятие каких-то событий. "малых нацийНиколай Мендяев вырос в республике Калмыкия.". Почему в среднем «малые нации» не сильно выделываются в каком-то общественно-политическом пространстве? Да потому что считают, что их голос ничего не значит. И я не участвовал в активизме до какого-то момента. А потом у меня дядя сел. Его фейсы прижали — и я понял, что надо что-то с этим делать. Так я попал сначала в АдвокликНа сегодняшний день проект закрыт, его сайт не работает. — это стартап, который посвящён юридическим делам, типа убер для адвокатов. С 2016 по 2019 работал в Медиазоне техническим директором. И параллельно как активист участвовал в большинстве более или менее крупных митингов, которые проходили в Москве: например, в поддержку Ильдара Дадина и Алексея Навального.

После начала войны я участвовал в Helping to Leave: помогал им подключать донаты, делал первые настройки автоматизации бота через ботмейкеры. Потом я ушёл по большей части заниматься своими делами и иногда помогал ребятам из Медиазоны. И вот недавно мы начали заниматься эвакуацией калмыковВ первый же день объявленной Путиным мобилизации жителей Калмыкии начали забирать в военкоматы. Родственники призванных мужчин сообщали о многочисленных нарушениях: на фронт призывали в том числе тех, кто не подходил по возрасту и состоянию здоровья, многим — не присылали предварительно повестки. По оценкам «Важных историй» и CIT, Калмыкия вошла в топ-10 регионов с максимальной долей мобилизованных.. Я поднял бота в первый день мобилизации, чтобы отвечать на вопросы. Мои друзья организовали трансфер — то есть фактически первый автобус они сами отправили на границу и оплатили. Я, соответственно, сделал систему, которая через бота передаёт ребятам информацию о том, кому нужен трансфер. Потом мы организовали небольшой набор операторов, которые отвечали в боте, создали несколько чатов для организации людей, которые уже добрались до Казахстана. Сделали чат для мониторинга состояния на границе и пару раз в день, в зависимости от ситуации, давали советы по тому, как добраться до Казахстана наиболее дешёвым и быстрым путём из Элисты. Ну и консультировали народ по эвакуации.

Это было абсолютно стихийное действие: многие люди почувствовали опасность, и я просто стал помогать им. Нельзя сказать, что кто-то пришёл ко мне [с просьбой о помощи]: бота я запустил, опираясь на свой опыт работы с Helping to leave, а потом мы сконнектились [с другими активистами, которые помогали калмыкам бежать от войны]. Вообще, если у тебя нет опыта активизма, эта работа даётся довольно тяжело.

Наташа: Меня и Киломяу задержали на митингах летом 2019 года. DOXA написала про нас как про своих задержанных редакторов — и так началась моя работа в DOXA и публичный активизм. Эта деятельность привела к уголовному делу, которое завели на меня и других редакторов и редакторо_к в 2021 году. Арест меня радикализовал и активизировал еще больше, и даже под запретом на использование интернета я продолжила работу в журнале.

Когда я находилась под фактическим домашним арестом, мои перемещения по городу — в суды и на допросы, — контролировались с помощью полицейского браслета. Браслет работает не очень хорошо, но в дополнение к нему твои передвижения отслеживаются с помощью камер. Как мне сказал мой инспектор ФСИН, они часто видят сбои [в работе браслета], но потом обычно проверяют по камерам, действительно ли человек выходил из дома, или нет. Несмотря на домашний арест, я все равно находила способы ходить по своим делам, поэтому привыкла замечать эти камеры и скрываться от них.

Киломяу: Мы были в Армении, когда проходил хакатон от «Интернета без границ». В нём участвовала Роскомсвобода, которая анонсировала проект про камеры видеонаблюдения. Мы с Наташей взялись за компьютеры, Наташа выгрузила данные по камерам, и мы быстро нахакали интерактивную карту.

Наташа: Карта, на мой взгляд, может помочь найти маршруты, на которых вы можете остаться незамеченными. Также на карте представлены данные по разным типам камер. Например, есть камеры с технологией распознавания лиц, и они размещаются не только на площадях и у метро, но и в местах, где живут активисты. Я проверила: и у меня, и у моих «коллег» по уголовному делу у подъездов были такие камеры.

Киломяу: Задача, которую мы держали в уме, — узнать, где находятся камеры, чтобы иметь возможность их обойти. Но на самом деле интерактивная карта может использоваться и для других целей, это почти что исследовательский инструмент. Карта — это просто хороший формат для таких данных.

Наташа: Изначально идея Роскомсвободы была в том, чтобы строить маршруты, отталкиваясь от того, где находятся камеры. Можно было бы развить наш проект в сторону построения безопасных маршрутов, но не хочется делать слишком удобный интерфейс — потому что благодаря этому другая сторона сможет узнать, кому и куда надо идти. На мой взгляд, сама публикация такого проекта, такой карты должна вдохновлять людей на то, чтобы они делали что-то похожее.

Я бы не назвал себя активистом с большой буквы. Долгое время я не был глубоко вовлечён в политические процессы, но меня всегда беспокоило, что Роскомнадзор блокирует ресурсы, которыми я пользуюсь или что мои родственники не могут узнать какую-то информацию про политику в мире. Я изучал, как это работает, делал VPN, но это всегда было для какого-то закрытого круга лиц, в основном для друзей и родственников.

После начала войны мне хотелось как-то поучаствовать в антивоенном движении. Нельзя сказать, что какое-то конкретное событие на войне сильно меня переключило — всё это время я читал новости и находился в шоковом состоянии. Спустя несколько месяцев после начала войны я эмигрировал, и после того, как в бытовом плане у меня всё устаканилось, я смог выдохнуть и понял, что теперь могу потратить свои силы на что-то более полезное. Я почувствовал, что для меня это важно ещё и потому, что я вообще не ходил на митинги в своё время и жалею об этом. И вот мои навыки в сфере разработки и системного администрирования пригодились: мои друзья работают в Доксе, и у них есть потребности в общении с читателями или в обходе блокировок. Я, например, сделал систему, которая позволяет Доксе делать зеркалаКопии сайта, которые находятся на другом домене. Когда основной сайт блокируется, пользователи могут найти все материалы на его зеркале.. Когда Роскомнадзор их блокирует, самостоятельно поднимается новое зеркало и все ссылки начинают на него указывать. По поводу некоторых технологий мне писали активисты, что у Доксы это круто сделано, и они тоже хотели бы сделать какой-то аналог в своих проектах. Но это кто-то в Доксе давал им мой контакт — у меня самого не такое громкое имя, я не веду твиттер, не рассказываю об этом.

Сейчас я волонтерю в Доксе. У меня есть другая работа, так что для меня не стоит вопрос, на что жить. Свободное время я трачу на что-то для души. При этом, насколько я знаю, в некоторых медиа, в том числе в Доксе, есть возможность ещё и получать оплату за свой труд.

Я занимаюсь волонтерством каждый второй вечер, 15–25 часов в неделю стараюсь выделять на это. Но бывает по-разному. Важно не выгорать: если я устану и уйду из команды, нужно будет найти на мое место кого-то, кому можно доверять, а это сложно. Так что важно трезво оценивать свои силы.