Трансгендерный человек, который больше не хочет умереть

Я, В.

Первое, что люди узнают обо мне при знакомстве, — это моя трансгендерность. Второе — то, что я с этой своей трансгендерностью работаю журналистом и занимаюсь просветительской деятельностью. У меня есть привилегия быть открытымиВ. — небинарная трансгендерная персона и использует в отношении себя местоимение «они», поэтому пишет о себе, к примеру, «я пошли» или «я сделали». Многие (но далеко не все) небинарные люди выбирают такой вариант гендерной нейтрализации языка, чтобы не использовать по отношению к себе неподходящий женский или мужской род., и я пользуюсь ей, рассказывая людям о сложностях, с которыми сталкивается транс-сообщество. Но многие другие персоны не могут позволить себе каминг-аут, ведь это чревато для них негативными последствиями, вплоть до физической расправы.

Как напоминание о масштабе дискриминации и ненависти в обществе существует отдельная дата — День памяти трансгендерных людей, убитых или совершивших самоубийство из-за трансфобии. Я узнали о ней осенью 2019 года, в разгар своего гендерного кризиса, когда ещё не решались рассказать миру о своей идентичности.

В том году знакомые активисты местной ЛГБТ-организации проводили акцию памяти и собирались вместе, чтобы зачитать воспоминания о погибших трансгендерных людях. Я туда не попали, потому что не чувствовали, что имею право участвовать в подобных мероприятиях, думали: «А достаточно ли я трансгендерные?». Весной следующего года случился ковид и на два года отменил все публичные акции памяти. Однако люди продолжали умирать.

Согласно Trans Murder Monitoring, в 2022 году на почве ненависти были убиты 327 трансгендерных персон, причём 95% погибших — трансженщины и трансфеминные людиТрансгендерные женщины и трансфеминные персоны — это люди, которым при рождении в документы внесли мужской пол, и которые впоследствии совершили переход в феминный спектр. Они испытывают на себе влияние трансмизогинии: сочетании трансфобии и мизогинии. Из-за этого трансженщины гораздо чаще чем все остальные сталкиваются с дискриминацией, ненавистью и насилием.. Это мировая статистика, а данных по России нет. Свои списки составляют отдельные российские транс-инициативы, однако это никогда не было централизованно. Причина — слишком трудно узнать об этих смертях, ведь трансгендерность погибших часто замалчивается и остаётся невидимой. Например, когда человека хоронят под неактуальным паспортным именем.

Серой зоной в подобных исследованиях остаются случаи самоубийств на фоне трансфобии. Суицидальные риски внутри сообщества действительно выше: исследования показывают, что около 41% трансперсон совершали попытку суицида. Связано это со стрессом меньшинств, с которым трансгендерные люди сталкиваются на каждом шагу. Обращение к врачу — преграды, поиск работы — преграды, аренда жилья — тоже. Не говоря уже о том, что многие люди имеют достаточно болезненный опыт гендерной дисфории — дискомфорта из-за несоответствия приписанного при рождении и желаемого гендера.

Мы рассказываем про военное вторжение России в Украину, протесты и репрессии. Мы считаем, что сейчас, когда десятки медиа закрылись или перестали освещать войну, доступ к независимой информации важен как никогда.

Оформите разовое или ежемесячное пожертвование.

При этом информацию о высоких суицидальных рисках нельзя понимать буквально. Трансфобия — лишь один из факторов, который может привести к тому, что человек решит совершить самоубийство. На решение влияют личностные особенности, опыт насилия в прошлом, наличие психического расстройства. Значимую роль играет и поддержка или её отсутствие со стороны семьи или близких. Чем больше факторов сойдётся воедино, тем с большей вероятностью человек попробует что-то с собой сделать.

Я в этом плане выиграли джекпот. Я трансгендерный человек с ментальными особенностями, который большую часть жизни находился в ситуации абьюза со стороны родственников. Как следствие, у меня достаточно высокая толерантность к насилию, поскольку я практически не знаю, как это — жить в безопасности. Я много раз хотели умереть и удивляюсь тому, что несмотря ни на что продолжаю жить. Ну, а начались мои беды в далёком-далёком детстве.

Знакомство со смертью

Впервые я встретились со смертью в пять лет. Мы с семьей возвращались домой после отдыха на море, когда у моего отца начался сепсис — заражение крови. Горькое стечение обстоятельств (он всего лишь выдавил прыщ), и по организму распространилась смертельная инфекция. Двое суток отец ехал в поезде с температурой под 40 и терпел, пока его тело буквально гноилось.

Добравшись до родного города, родители вызвали скорую. Я помню приглушённый свет из ванной в тот день и растерянное перемещение взрослых по квартире. Отцу отрезали часть ноги и отправили его в реанимацию. В последний раз, когда к нему пустили мать, он уже не мог говорить, но пытался шутить, жестами показывая, что все вокруг чересчур суетятся. На следующий день мы пошли к больнице: взрослые хотели, чтобы отец выглянул в окно и увидел меня. Не успели. Он уже умер.

Во время похорон меня, моих двоюродных брата и сестру оставили дома, поэтому я знаю о происходившем только по фотографиям. Вот холмик земли с искусственными венками вокруг него. Вот люди (кто они? Узнаю только нескольких родственников) с пластиковыми стаканчиками в руках. И много зелёного цвета. Отца хоронили летом, за месяц до его 34-летия.

Раз в год мы собирались всей семьей на кладбище. На годины (в июле) или на день рождения отца (в августе). Первые несколько лет мать стабильно покупала новую корзинку или маленький венок «в подарок», а спустя время мы просто подплетали в старые венки искусственные цветы, потому что уж больно дорого ухаживать за могилой. Заедая водку салатом или бутербродами, взрослые из года в год спрашивали:

— Ты отца-то помнишь?

Только по фотографиям, — смущённо отвечали я, боясь признаться, что ничего не помню, не знаю, каким он был человеком, кем работал, что любил и к чему стремился в жизни.

Словно отец — это тот холодный памятник из нержавейки, по которому нужно постучать, чтобы поздороваться. И цветы, распускающиеся каждое лето на низенькой могиле.

Лет в 12–13 в моей голове поселилась мысль о том, что возраст отца я не переживу, поэтому нужно как можно больше успеть до тридцати. Научиться играть на гитаре, снять кино, написать книгу — примерно такие цели я перед собой ставили. Появились и суицидальные мысли. Не помню, когда я в первый раз захотели умереть (в 12?), но с каждым годом это желание всё усиливалось вместе с сильной ненавистью к себе.

У меня почти ничего не осталось на память об отце, даже его фотографий. Единственное, что есть, — моё отражение в зеркале. Мы невероятно похожи, и, смотря на себя, я словно вглядываюсь в него. Много лет спустя, когда я начали исследовать свою гендерную идентичность, то поняли, что после гормонального перехода стану ещё ближе к нему. Нет, не превращусь в него, но, может, чуть лучше пойму себя и этот свой безотцовский опыт. И мне от этого тепло.

Тесная физическая оболочка

Даша (имя изменено — прим. ред.) рисовала депрессивные картинки про существ, живущих где-то на другой планете. В старых архивах даже остались её рисунки: вот персона стоит на фоне какого-то огромного робота, а вот её распяли на обитом плющом кресте. Я знали, что она живёт в Петербурге и учится в ненавистном ей ювелирном колледже, и представляли себе маленькую хрупкую девчушку, которой, как и мне, хотелось умереть.

Мы познакомились в интернете и переписывались каждый день, рассказывая друг другу обо всём на свете. Часто обсуждали разные способы самоубийства и делились чувством вины за то, что не можем на него решиться. Похожее притягивается — наверное, это и сработало. Я чувствовали себя влюблёнными и пытались справиться со смущением от того, что мне нравится девушка. После окончания университета я планировали поехать к ней.

Так и не собрались. Оказалось, у Даши был секрет. Она была трансгендерной девушкой. Когда я об этом узнали, мои ноги от волнения тряслись так сильно, что я прижимали их к полу в попытке хоть как-то успокоиться.

— Ты бы хотела совершить переход? — тогда я, впрочем, говорили в менее корректных выражениях.

— Нет, мне это противно.

— Тогда чего ты хочешь…?

Этот вопрос так и остался без ответа. Даша ненавидела своё тело и сокрушалась из-за того, что не может выглядеть иначе. Она присылала мне фото, где она примеряет платья или лежит, полуобнажённая, в комнате на даче. Я несколько месяцев старались свыкнуться с мыслью, что мои представления о ней оказались неправильными.

Тогда же я и узнали слово «трансгендерность». Мне хотелось лучше понять Дашу, и я пошли в гугл, где открыли для себя другую вселенную. Надеясь таким образом узнать другого человека, я узнали себя и нашли объяснение происходящему со мной. То самое озарение «да это же про меня!», про которое часто рассказывают трансгендерные персоны. До того момента, когда я найду нужный лейбл — небинарный трансчеловек, — оставалась ещё пара лет, но идентифицировать себя с цисгендерностью уже не получалось.

Вслед за тем я пережили период острой гендерной дисфории. Моё тело стало ненавистным мне, я не понимали, почему оно выглядит не так, как я его ощущаю. Будто раньше я никогда не смотрелись в зеркало. Я начали прятать своё тело под мешковатой одеждой, чтобы меньше его видеть, и старались не смотреть на себя, когда переодевались.

Общение с Дашей постепенно начало сходить на нет. Однажды она перестала отвечать на сообщения и пропала на несколько месяцев. От общей интернет-знакомой я узнали, что Даша совершила попытку суицида и проходит лечение в психиатрической больнице. Попытки самоубийства повторились и после того, как она вышла из больницы. Нам становилось всё сложнее общаться, я всё меньше понимали её. С тех пор прошло уже несколько лет, и я не знаю, жива ли она.

Друзья, которые хотят умереть

Я перестали думать о самоубийстве к середине обучения в университете. Это был один из моих самых счастливых периодов: у меня стали завязываться первые дружеские отношения, я ладили с одногруппницами и занимались любимым делом — съёмками. Мне вспомнилось, что вообще-то я оптимист и жду от будущего только хорошего.

Большую роль в этом сыграли антидепрессанты. Окружающие удивлялись тому, что я вдруг стали совершенно другим человеком, но я ещё не были настолько смелыми, чтобы раскрывать причину. Не рассказывали я новым знакомым и о тех нескольких годах черноты в прошлом, когда все мои мысли были заняты желанием умереть. Свою тайну о том, что я не ощущаю себя ни мужчиной, ни женщиной, я тоже предпочитали не раскрывать. И рассказали об этом, кажется, только девушке из института, в которую были долго и безответно влюблены.

В маленьком родном городе я не встречали трансгендерных людей, они были обитателями и обитательницами другого, совсем далёкого мира. Но дальше был переезд в Петербург и попытки встроиться в местное ЛГБТ-сообщество. Пара лет ушла на адаптацию, а потом был и публичный каминг-аут, и приход в активизм, и начало журналистской деятельности.

О жизни сообщества в стране читайте в нашем материале

«Мы остаёмся здесь»

Монологи ЛГБТИК-людей про жизнь в нынешней России

Ахилл, амрак хачикян

Но когда я начали общаться с другими трансгендерными людьми, я снова столкнулись с тем, от чего я сами смогли убежать, а другие люди нет, — с мыслями о смерти и попыткам суицида трансгендерных знакомых и друзей.

Сценарий всегда был примерно одинаковым. Ухудшение психического здоровья — потеря ориентиров и целей — желание покончить со всем — селфхарм или попытки суицида. Мы с друзьями организовывали своеобразную «вахту», чтобы персона не оставались одни и не имели возможности убить себя.

Однажды меня подняли с кровати и попросили срочно приехать — побыть гарантом того, что человек доживёт до утра. Те 20 минут, что я добирались до его дома, были одними из самых страшных в моей жизни. Я не понимали, увижу ли я в квартире мёртвое тело или живого друга. К счастью, всё обошлось, как и в другие разы, когда я приезжали на помощь к другим людям.

Со временем попытки суицида трансгендерных друзей стали горькой данностью. Это случается и будет случаться, пока в обществе существует трансфобия.

Жизнь вопреки смерти

Трансфобия многогранна. Опасны все её проявления — и видимые, когда человека избивают в тёмном переходе за «неправильную» внешность, и совершенно неявные, когда персона боится обратиться к врачу и терпит обострение тяжёлой хронической болезни. Невозможность в кризисный момент обратиться за помощью — тоже результат трансфобии.

Поэтому, когда трансчеловек хочет умереть, он, она или они вряд ли согласятся обратиться в психиатрическую больницу, которая и для цисгендерных людей может стать серьёзным испытанием. Для трансперсоны госпитализация в большинстве случаев означает столкновение с некорректным отношением врачей и врачинь, а иногда и буквальное насилие со стороны персонала и пациенто_к.

Так, известен случай трансгендерного мужчины К., проходившего госпитализацию в больнице им. П. П. Кащенко в 2019 году. Всю неделю, пока он находился в стационаре, другие пациенты травили его, угрожали убийством и издевались при поддержке врачей. Это всего одна история, которая дошла до правозащитни_ц, большинство из них остаётся неизвестным.

Когда мир вокруг небезопасен, будни превращаются в бег по полосе препятствий. И остаться в живых — само по себе большое достижение.

Сейчас мне 28, и я больше не хочу умереть. Я хочу жить и двигаться вперёд, спасая тех, кто на краю, и делая так, чтобы поводов для самоубийства становилось меньше. Люди теряют ценность своей жизни, постоянно сталкиваясь с ненавистью. Она разобщает людей, мешает понимать друг друга и вредит обеим сторонам. Тот, на кого ненависть направлена, страдает от непринятия. Тот, кто её производит, лишает себя возможности открыться новому. В принятии сила.

День памяти трансгендерных людей, убитых на почве трансфобии, — двойственная дата. За ней стоит много боли, ведь разговоры о смерти не могут быть лишены её. Однако в этот день можно говорить и о надежде. Чем больше общество узнаёт о трансгендерных людях и их потребностях, тем легче справляться со всем, что встаёт на пути.

Мир меняется, и, сохраняя память о погибших, я думаю о живых и радуюсь тому, что всё больше людей может попросить о помощи и, главное, получить её от близких, сообщества, от дружественных специалистов и специалисток и просто неравнодушных людей. Со временем становится легче, хотя смерть всегда бродит где-то рядом. Важно не поддаваться её зову и остаться в живых.

От редактора

DOXA будет и дальше рассказывать истории ЛГБТКА+людей, даже если в России будет принят закон, запрещающий писать и говорить о нас. Это возможно благодаря вашей невероятной поддержке: донаты позволяют оплачивать труд авторо_к без оглядки на цензуру. Мы очень благодарны пожертвованиям любого размера.

Мира Тай