«За решеткой ты фактически один»

Как открытый чат стал «экстремистским сообществом»

Что такое «Новое величие»?

Нас было несколько человек, мы просто встречались, общались, обсуждали какие-то вещи политического, новостного, жизненного характера. Но потом туда затесались сотрудники различных служб. С их подачи в том числе была придумана организационная структура, название и прочееНапример, некий «Руслан Д»., который, как впоследствии выяснилось, был агентом ФСБ, предложил собираться еженедельно по выходным с 16:30 до 21 часа, чтобы «встречи носили системный характер». Также он предложил снять помещение для собраний и подготовил устав организации, в котором было написано следующее: «В случае народных восстаний или революционных действий, при наличии широкого народного представительства, Организация ставит себе цель принять участие в активных действиях».. Именно для того, чтобы подвести это наше микросообщество под «экстремистское объединение».

Как в вашем сообществе оказались провокаторы?

У нас был открытый чат, куда могли вступить любые люди. И, видимо, кто-то туда перешел, либо кто-то сказал своим знакомым, которые оказались агентами. И вот так они постепенно начали туда проникать. У нас ничего серьезного не было, чтобы чего-то бояться: никакой подготовки, никакого планирования [каких-то действий] — обычные дискуссии. На то время в Москве таких кружков было достаточно много.

Но внедренные [секретные] сотрудники стали пропихивать всякую чушь «экстремистского», более серьезного плана. Их хоть никто и не поддерживал, но с какого-то момента на наших совместных встречах начало производиться [скрытое] аудио- и видеонаблюдение. И вот это все подгоняли под то, что существует некая ячейка.

Как, на твой взгляд, можно не допустить появления в сообществах провокаторов или как их можно выявить?

Надо относиться ко всему серьезно. Понимать мотивы каждого человека, кто он, что он из себя представляет? Но на сегодняшний день в России это все неактуально, потому что сейчас вообще довольно опасная ситуация. Тщательная оперативная разработка [силовикам] уже не нужна: людей закрывают и все.

То есть ты никак себя не обезопасишь, если будешь заниматься реальной независимой оппозиционной деятельностью в России. Тут риски будут в любом случае, даже если деятельность будет совершенно безобидной и миролюбивой.

Арест и протест в заключении

Когда тебя арестовали, ты представлял, что в заключении придется провести больше четырехТак как содержание в СИЗО в случае назначения наказания в колонии общего режима засчитывается день за полтора, Крюкову не пришлось сидеть все шесть лет. лет?

Я был в полнейшем шоке. Я имел свои представления о сущности работы правоохранительных, следственных и судебных органов. И я думал, что там реально кто-то будет разбираться в том, был состав преступления или нет. В первый же день, когда общался со следователем, я ему говорил: "Вы же понимаете, у меня нет состава, у меня нет умысла, мотивов? На что он отмахивался рукой и говорил: "Это не нужно"". То есть закон они просто не соблюдают. С юридической стороны у нас абсолютно бессмысленное дело: никакой аргументации, доказательной базы со стороны обвинения нет. Но из-за резонанса его уже доводили до конца.

Во время процесса было ощущение, что у фигуранто_к «дела “Нового величия”» очень мощная поддержка. Ощущал ли ты ее в СИЗО?

Конечно, какую-то поддержку я ощущал, особенно на первых этапах. Это и моральная, и материальная поддержка. Но, тем не менее, ты находишься за решеткой, ты сидишь в этой камере или в лагере, и ты там один фактически. Все, что происходит на свободе, — это все уже другой мир. И он на тебя никак не влияет. Ты живешь своей жизнью, к сожалению, не самой хорошей.

В период следствия ты объявлял голодовки, вскрывался. Расскажи, что тебя толкало на такие формы протеста?

С самого начал я не мог смириться с тем, что меня за отсутствием каких-то реальных действий отправили за решетку. Это просто реально беспредел. Когда попал в СИЗО, я следил за всей этой ситуацией и просто ждал момента, когда можно сказать свое мнение, выразить протест, привлечь внимание. Я считаю, что, как бы тебя ни поддерживали, ты в пределах своих возможностей тоже должен что-то делать для восстановления справедливости.

Спустя несколько месяцев двух фигуранток нашего дела, Анну Павликов и Марию Дубовик, отпустили из СИЗО под домашний арест. Их отпустили благодаря тому, что у них была сумасшедшая поддержка, был проведен «Марш матерей»15 августа 2018 года в Москве состоялось несогласованное с властями шествие в поддержку фигуранток «дела “Нового величия”» Анны Павликовой и Марии Дубовик. Участни_цы акции скандировали «Свободу» и «Детям не место в камере». В шествии приняло участие свыше 1000 человек. в Москве. После этого следователю, видимо, поступило распоряжение, и он перевел их под домашний арест. Но на тот момент наше дело уже начало стремительно сдавать позиции в информационном пространстве.

Хорошо, что девочек отпустили, но чем мы хуже? Поэтому я считал, что и у меня есть возможность добиться того, чтобы если не прекратили дело, хотя бы перевели меня под домашний арест. Поэтому, конечно, я пытался этого добиться, но, к сожалению, у меня не получилось.

Мы рассказываем про военное вторжение России в Украину, протесты и репрессии. Мы считаем, что сейчас, когда десятки медиа закрылись или перестали освещать войну, доступ к независимой информации важен как никогда.

Поддержать

Оформите разовое или ежемесячное пожертвование.

А в целом считаешь ли ты такие методы эффективными?

Я считаю, смысл в них есть. Но с учетом нынешней ситуации в России я не могу ничего сказать, потому что сейчас вообще полный бардак происходит. Когда я объявлял голодовку, администрация СИЗО соблюдала требования закона. Меня поместили в отдельную камеру. Мне не носили пищу. Ко мне каждый день приходили наблюдатели, правозащитники, сотрудники, начальники, руководство регионального исполнительного органа.

То есть за мной следили и никакого беспредела в отношении меня не могли совершить в тот момент. А сейчас, я думаю, если кто-то будет это делать… Дело в том, что, когда я сидел, резонансных дел почти не было, а сейчас их много. За всеми не уследишь. Поэтому для людей, которые сейчас могли бы что-то делать, выражать свой протест в тюрьмах, это может закончиться очень плачевно. Просто человека, я думаю, могут в том числе даже и убить. И на этом все закончится.

«Реально людей бьют, людей “опускают”»

Как выглядело разделение на касты в тех местах, где ты сидел? В какой касте находился ты сам?

Когда я сидел в Москве, все это особо не проявлялось. Когда я приехал в ростовский лагерь и увидел, как это работает на самом деле, много нового для себя узнал. Сам сидел обычным человеком, «мужиком»Мужик — представитель самой многочисленной тюремной касты, обычный заключённый, который придерживается тюремных понятий.. То есть я никуда не лез, ко мне никто не лез. Но вся эта атмосфера существует реально. И ты смотришь на это, и, конечно, становится грустно.

Как это выглядело? В бараке сидит 150 человек. Процентов 90 из них сидит «мужиками». Процентов пять — это так называемые «красные»Красные — заключённые, работающие на администрацию, в том числе хозяйственная обслуга.. И остальные — это «шерсть», самая низшая каста, «опущенные», «обиженные» их еще называют. Есть отдельные бараки, где живут только «красные». Они занимаются обслуживанием лагеря: работают в столовой, подметают дворики, работают в штабе.

Есть определенные правила поведения, общения. Ты можешь просто общаться, что-то обсуждать, но тебе не позволено вступать в дружеские взаимоотношения [с представителями других каст], потому что могут возникнуть вопросы типа: «Чего ты со всякими красными дружишь?». Подавляющее большинство людей в тюрьмах, в лагерях живут своей жизнью, им это [понятия] все не нужно. Но просто существуют такие правила, и их соблюдают.

Если большинству это не нужно, то за счет чего эта система продолжает существовать?

Я думаю, за счет того, что самой администрации это нужно и выгодно. Если говорить о всей этой идеологии, то, насколько я знаю, она была создана еще в годы сталинских репрессий, чтобы контролировать все это [население тюрем и лагерей]. Видимо, показало проверку временем, поэтому оно и существует. Я думаю, при желании, конечно, государство все это может уничтожить очень легко и быстро, но не делает этого.

Подробнее о кастовой системе в тюрьмах

«Говно должен таскать тот, кто ниже»

Как заключённые попадают в низшую касту и живут в статусе «неприкасаемых»

Иван Асташин

Как в целом сиделось? Сталкивался ли ты с жестокостью, несправедливостью системы? Помогал ли как-то статус политзаключенного?

С пытками, с жестокостью в колонии не сталкивался. Теоретически мог столкнуться, но, опять же, в рамках этой [тюремной] субкультуры. Если бы я как-то себя «неправильно» вел. Потому что реально людей бьют, людей «опускают». Мне повезло, я как-то обходил все это стороной, сохранял нейтралитет везде.

Так как я проходил по экстремистской статье, по приезде в лагерь я сразу отправился в ШИЗОШтрафной изолятор вообще без каких-либо оснований для этого. Написали, якобы пререкался с администрацией, ругался матом, громко разговаривал. То есть никакой доказательной базы этому нет. Но тем не менее, отправили сразу на 15 суток. Я, конечно, офигел от такого.

Кстати, о ШИЗО. До этого я сидел в карцере в СИЗО — это, в принципе, одинаковая изоляция. У тебя с 06:00 до 22:00 поднята кровать, сидишь в маленьком помещении, ты там ничего не можешь делать и просто сходишь с ума, грубо говоря. Но в ШИЗО, на мой взгляд, похуже, потому что может случиться так, что ты будешь сидеть с отморозками. И вот ты сидишь 24/7 с какими-то непонятными людьми, тебе не хочется с ними общаться, не хочется с ними никак взаимодействовать, но тебе приходится, потому что ты в такой жесткой изоляции находишься. Кроме того, было очень холодно, так как отключили отопление, и после 15 суток у меня болели почки.

Через два недели меня опять закрывают в ШИЗО безо всяких оснований и дают 15 суток. Через 15 суток меня не подымают, а удерживают еще двое суток незаконно, то есть я сижу 17 суток. А потом дают еще 15 суток. Я уже думал, все, не поднимусь, потому что по идее мне должны были дать уже ПКТПКТ — помещение камерного типа, куда могу водворить на срок до полугода. Сами камеры ПКТ аналогичны камерам ШИЗО, но при этом находящимся в них разрешено чуть больше.. Но, благо, мне повезло, я поднялся в лагерь, и уже там, в принципе, было все нормально. Хотя меня периодически тоже вызывали на [дисциплинарную] комиссию, давали всякие взыскания, штрафы. У меня их очень много было. Они их писали, чтобы меня не выпустили по УДОУсловно-досрочное освобождение.. Хотя никаких нарушений вообще не было, они просто сидят у себя и придумывают, выполняют определенную установку, которая им дана, на людей по тем или иным статьям.

Ты сказал, что людей били, опускали. Кто это делал?

Это делают другие заключенные. Много всяких историй бывает. Например, ты попал в лагерь, а потом оказывается, что ты девочек, мальчиков малолетних насиловал, естественно, тебя будут избивать. А потом определят в эту самую низшую касту. И жить будет не очень круто.

Подробнее на эту тему читайте здесь

Что происходит в «Кремле за шторками» и как эффективно поддержать политзаключённых

Об этом и многом другом рассказывает фигурант «дела “Сети”» Юлиан Бояршинов в большом интервью, которое он дал DOXA сразу после освобождения

Иван Асташин

А если ты не насиловал девочек, мальчиков?

Есть определенные вещи, которые осуждаются этой системой. И я не могу сейчас назвать перечень вообще всех этих вещей. Но если бы я начал в колонии проводить какие-то акции, писать во все инстанции, СМИ, что, например, меня в ШИЗО закрывают вообще ни за что, то на меня бы очень быстро «повлияли». Администрация везде так или иначе сотрудничает с теми или иными лицами из числа заключенных. Меня бы просто привели бы куда-нибудь специальный барак, тоже могли бы спокойно побить, сделать со мной что угодно, потому что из-за меня якобы в лагере станет хуже. И об этом бы даже, скорее всего, никто не узнал.

«Пригожин умеет склонить людей на свою сторону»

Как ты узнал о начале полномасштабной войны и как воспринял это событие?

Весь февраль у нас был телевизор, и мы периодически смотрели за происходящим, за новостями. В феврале уже было понятно, что что-то будет. Я лично до конца не верил, что будет какая-то крупномасштабная кампания, не думал, что Россия пойдет на такое. Как вообще это возможно? Зачем? Тем не менее, обстановка накалялась. И вот 24 февраля мы в 06:00 выходим в столовую, там тоже телевизор, и там надпись большими красными буквами: «Россия начала специальную военную операцию». Конечно, мы все офигели. В этот же день вечером нас начали эвакуировать из нашей колонии [ИК-12 в Каменске-Шахтинском Ростовской области], потому что мы находились, насколько я помню, в 30 километрах от границы.

Эвакуировали нас меньше, чем за сутки. К утру следующего дня [25 февраля] абсолютно весь лагерь вывезли. А нас там было 700 человек. Это очень сложная технически работа: всех обыскать, всех собрать, всех посадить в автозаки. Но это все довольно-таки быстро сделали.

Там [в ИК-10 в Ростове-на-Дону, куда нас привезли, ] почти пустой был лагерь. И мы все разместились там вообще без проблем.

Как другие заключенные восприняли начало полномасштабной войны?

Просто воспринималось как факт, что сейчас что-то будет. Многие обсуждали вторжение, многие поддерживали. Я сам в тот момент не очень следил за реакциями. Я вообще был в шоке от того, что такое произошло. Я думал, оно закончится до конца года, но, к сожалению, оно продолжается до сих пор.

Как проходил визит Пригожина в вашу колонию?

В шесть–семь утра весь лагерь разбудили — быстро все на плацМесто для построений.. Там собрали 1000 человек, огромная толпа людей. Он вышел к нам, и я сразу узнал, что это Пригожин. Он начал читать свою речь, где-то минут 10 говорил. И реально производил впечатление! Говорил без микрофона, просто голосом, как хороший оратор.

Пригожин умеет людей склонить на свою сторону. Есть же куча видеозаписей, о чем он говорит в колониях. В нашем случае он ничего нового не сказал, но очень много людей пошли записываться, чтобы сражаться на стороне «ЧВК Вагнера». Из 1000 записались человек 300. И я думаю, если бы Пригожин продолжил дальше говорить, записалось бы еще больше людей, потому что у людей какая-то эйфория была. Впрочем, тебя же не сразу увозят на войну: ты проходишь какие-то юридические процедуры, подписываешь разные бумажки, ждешь порядка двух недель. И за это время человек 200 из 300 отказались. Так что в итоге человек 100 уехали.

Как поддерживаать политзаключенных?

В интервью «Новой газете Европа» ты сказал, что последние полтора года в заключении не чувствовал никакой поддержки и пренебрежительно высказался о письмах.  Почему письма неэффективны?

Я всегда старался рассчитывать только на самого себя. Когда я уехал в колонию после приговора, это было уже начало 2021 года. К тому моменту сидел Навальный, стали появляться новые политические дела, и мы практически исчезли из информационного пространства. Поэтому, когда я попал в лагерь, там поддержка была минимальная. Я даже писем там особо не получал. Мне их тупо не носили [сотрудни_цы колонии], они лежали на складе по 50, по 100 штук. Это особенность той колонии, куда я попал. Поэтому в лагере я чувствовал себя в одиночестве. У меня не было никакой возможности с кем-то связаться. Не было возможности, в случае чего, как-то выступить против произвола, потому что я бы не получил никакой поддержки и это бы не привлекло внимание.

Об организации кампании поддержки

«Кампания нужна, чтобы о политзаключенном говорили всегда, а не только если с ним что-то происходит»

Участни_цы группы поддержки создателя «Протестного МГУ» Дмитрия Иванова — об устройстве кампании, реалистичных целях и напряжении в команде

Нина Незванова, Меня не зовут я сам пишу

Что касается эффективности писем, то поначалу они реально поддерживали. Но потом не знаю, может быть, у меня был на первых этапах избыток внимания в виде писем: я их получал очень много и даже не успевал на все отвечать. Я получал письма, с кем-то общался, с кем-то не общался. Мне в большей степени было интересно узнавать новости, о событиях в стране, в мире. А просто общение, когда у тебя такой груз проблем, — не знаю, я как-то уже перестал относиться к этому радостно.

Какой могла бы быть поддержка?

Моральная поддержка — это хорошо, но материальная лучше. Когда ты находишься в заключении, ты лишен всяких возможностей. Ты, естественно, никак не зарабатываешь. На тебя в заключении уходит определенное количество средств. И чем дольше сидишь, тем больше этих средств нужно для элементарного поддержания здоровьяПитание в учреждениях ФСИН в лучшем случаем обеспечивает человека необходимым количеством белков, жиров и углеводов. Витамины и микроэлементы в скудном арестантском рационе почти полностью отсутствуют, например, заключённые никогда не получают свежих овощей и фруктов. Поэтому продуктовые передачи продуктов и витаминно-минеральных комплексов со свободы очень важны для поддержания здоровья арестанто_к., бытаВ бытовом плане ФСИН тоже обеспечивает заключённых только самым минимумом. Выдаваемыми гигиеническими принадлежностями невозможно пользоваться из-за ужасающего качества, а мыла и туалетной бумаги попросту не хватает даже при самом экономном расходе. Одежду, обувь и постельные принадлежности тоже зачастую приходится приобретать за свой счёт., для поддержания семьи твоей. Материальная поддержка политзаключенных, я считаю, — это очень важный момент, который даже важнее, чем письма.

«Единственный правильный ход был — это уехать из России»

Что тебя поразило больше всего в России, которую ты увидел после выхода на свободу?

Очень много всего поразило. Я, конечно, прекрасно понимал тенденции, когда появилось наше дело: постоянно происходили разгоны митингов, постоянно кого-то закрывали, запрещали и так далее. Но с началом этой «специальной военной операции» в стране реально не осталось никакой свободы слова. Каждый день происходят посадки людей. И это реально страшно. Сейчас вообще ни один человек в России не может чувствовать себя безопасно, потому что существует реальная угроза, что рано или поздно за тобой придут.

Чем ты занимался, пока находился в РФ? Пытался ли участвовать в антивоенном протесте?

Чтобы очень быстро снова отправиться за решетку? Я прекрасно понимаю, что да, ты, конечно, можешь поучаствовать в каком-то протесте, но в моем случае это будет 100%-я посадка, и посадка очень надолго. Из-за бэкграунда и возложенных ограничений я уже находился под пристальным вниманием соответствующих служб. Любое, хоть сколько-нибудь компрометирующие перед властью действие, грозило бы мне самым жестоким наказанием. А в тюрьме я уже сделать ничего полезного не смогу.

Поэтому единственный, на мой взгляд, правильный ход был — это уехать из России, чтобы хоть как-то быть полезным. [В России] нет массы, которая могла бы высказать свою позицию. Все держится на страхе, все боятся. В данный момент протесты в России обречены на провал.

Помимо срока в колонии тебя приговорили к ограничению свободы, также по освобождении тебе назначили административный надзор — насколько было тяжело выехать из России с такими ограничениями?

Существует много случаев, когда люди с такими ограничениями либо с худшими — с постоянным наблюдением — уезжали из России. Поэтому это вопрос технической составляющей. Если ты, правильно подготовившись, все сделаешь, никаких сложностей не возникнет. Но есть определенный момент риска, потому что если бы меня где-нибудь поймали, то на меня, скорее всего, какое-нибудь новое дело придумали, и я бы сидел. Но я в России просто оставаться не мог.

О том, как уезжают люди, находящиеся в зоне риска

Как художник дима старовер начал вывозить из России людей, которым грозит тюрьма

«Вы думаете, что к вам никогда не придут. Но рандом работает как рандом»

Пипиточка

Чем планируешь заниматься в эмиграции?

Хотелось бы, конечно, приблизить тот момент, когда Россия будет, как говорится, свободной. Есть определенные идеи, но понимания конкретных действий пока нет. Что-то, конечно же, сделать можно, даже находясь за рубежом, для того чтобы как-то повлиять на всю эту ситуацию, работая, например, в волонтерских, правозащитных, медийных проектах. Посмотрим, в общем.

Что посоветуешь тем, кто остаются в России, но не согласны с существующим режимом?

Посоветую лишний раз себя не подставлять, выходя на немногочисленные акции, потому что вас просто очень быстро посадят в тюрьму. Вы ничего не добьетесь и уже ничем не будете полезны. К сожалению, в России, многие сейчас напуганы и очень многие поддерживают то, что сейчас происходит. Поэтому тут два варианта: либо вести себя спокойно и ждать, либо уезжать, если не согласен [с происходящим].