Если вы находитесь в России или планируете в нее возвращаться, вам нельзя репостить наши материалы в соцсетях, ссылаться на них и публиковать цитаты.
Подробнее о том, что можно и нельзя, читайте в карточках.
После начала полномасштабного вторжения российских войск в Украину начались серьезные дискуссии относительно положения этнических групп и миноритарных языков в России. Это связано как с тем, что декларируемые цели вторжения имели отношение к «поддержке многоязычия», то есть русского языка на украинских территориях, так и с тем, что война в очередной раз выявила этническое, языковое и социальное неравенство: так, например, для жителей национальных республик шансы оказаться на войне выше.
В то же время деколониальный дискурс пытается перехватить и государственная пропаганда. Например, Путин заявлял: «Мы гордимся именно тем, что наша страна возглавила антиколониальное движение, которое открыло многим народам мира возможности для развития, для того, чтобы сокращать бедность и неравенство, побеждать голод и болезни». При этом деятельность деколониальных активисто_к внутри России он называл «провокациями». Другие чиновники часто говорят, что российская национальная политика, в отличие от политики стран Запада, не является колониальной. Этот государственный дискурс транслируется и на миноритарных языках. Как в таких материалах манифестируются язык и этничность? О чем и как пишут на миноритарных языках в поддержку войны? Чтобы понять это, я проанализировала высказывания о многоязычии в пропагандистских медиа и каналах, Z-ролики и тексты на калмыцком и бурятском, а также частично на чувашском языкахВыбор языков связан с тем, что их я понимаю и могу читать, так что эти материалы не претендуют на широкие обобщения, хотя коллеги, знакомые с контекстом других языков, говорят, что тенденции в целом похожие. и поговорила с жителями этих республик.
Апроприация этнической идентичности: многоэтничная армия для внешнего наблюдателя
С начала полномасштабного вторжения в Украину государственная пропаганда педалирует тему «многонациональной армии». В марте 2022 года Путин заявил: «Мне хочется сказать: “Я лакец, я дагестанец, я чеченец, ингуш, русский, татарин, еврей, мордвин, осетин”. Вместе с тем не откажусь от убеждения, что русские и украинцы — это один народ». Внутри дискурса это согласуется с повторением идеи о «нацизме» в Украине и противостоящих им силах «многих народов» России.
Для того чтобы репрезентировать это этническое многообразие и говорить от имени этнических групп, создаются батальоны с эмблематическим использованием этнических символов или языка. Хотя батальоны от республик набираются по региональному, а не этническому или языковому признаку, их названия часто содержат элементы миноритарного языка или географические термины, звучащие «не по-русски» для внешнего наблюдателя: «Атӑл» — чувашское название Волги, «Италмас» — «цветок» — символ Удмуртии, «Боотур» — первопредок якутов, «Алга» — «вперед» на татарском, «Тимер» — «железный» на татарском, «Сияжар», «Аралай» и другие. Такая организация войск наследует еще Российской империи, где были, например, конные подразделения калмыков.подразделенияТакие как Ставропольское калмыцкое войско, существовавшее в 1739–1842 годах. калмыков.
Разделение на этнические батальоны связано с еще одним страхом властей — боязнью этнических конфликтов внутри подразделений. В описании тендера Госдумы на исследование «сохранения гражданского единства и межнационального согласия народов России» сказано, что необходимо учитывать «этнические и религиозные аспекты» в работе с личным составом вооруженных сил, а также «других войск, воинских формирований и органов». Кроме того, нужно мониторить «состояние межнациональных отношений в воинских коллективах».
Организация батальонов с общим родным языком объявляется «преимуществом» армии, в частности пропагандистские медиа и каналы писали о том, как использование родных языков мешает при радиоперехвате переговоров. Владение родным языком названо желательным навыком при вступлении по контракту в чувашский батальон связи «Атӑл».
Неолиберальная логика на стороне русского
Что не так с языковой политикой в России и кто поддерживает нерусские языки?
Таким образом, хотя в других контекстах государство и пренебрегает ценностью языкового и культурного разнообразия, власти не упускают возможности использовать его для решения военных и управленческих задач.
Единство, младшие братья и другие категории
Эксплуатируя дискурс сосуществования множества этнических групп, пропаганда охотно прибегает и к противоположной риторике, где акцент делается на единстве. Многоэтничность и языковое разнообразие в этом дискурсе приводятся к единству государства и одного «народа». «Все они, вне зависимости от национальной принадлежности, сражаются за Россию», — сказал Путин. Эта же тема повторяется в Z-каналах, например, депутата Госдумы Ш. Кора-оола: «Преодолеваем частные разногласия во имя будущего всего народа и всей нашей страны», «единство народов России делает наше государство сильнейшим по духу!». На дискурсивном уровне эти высказывания следуют модели «единого советского народа» и разработанной в советский период схемеВ советской теории нации упор делался на разграничение разных типов сообществ, которым приписываются определенные «объективно» существующие признаки (в отличие конструктивизма, предполагающего, что сообщество создается во взаимодействии людей и основано на тех свойствах, которые они видят общими для себя). В рамках этой логики можно оспорить, что у группы есть какие-то из характеристик, например отдельный язык, без которых она уже «не дотягивает» до «нации». Сходные построения лежат и в основе рассуждений Путина о том, что украинцы и беларусы — часть российской триединой нации. «этнос — нация — народ».
Дискурсивные приемы, приводящие разнообразие к монолингвальной идеологии, русиификации и превосходству русских, хорошо видны на примере этого высказывания Лаврова: «Для единства России важно, чтобы русский язык всех сплачивал. <…> Чтобы согласие было естественным, важно то, что мы делаем в отношении языков малых народов, их традиций, культур. В Якутии, Дагестане, Ингушетии, Чечне проходят национальные культурные фестивали. Это все — часть русской культуры». Не-русские группы здесь названы «малыми народами», их культура апроприирована и объявлена частью «русской культуры», а русификация объясняется «сплочением».
При этом происходит отход от принятого в 1990-е годы терминологического разделения на гражданскую и этническую идентичность — россияне и русские. Так, например, в Элисте повесили баннеры со слоганом «Я калмык, но сегодня мы все русские».
К 4 ноября (Дню народного единства) 2022 года песню Шамана «Я русский» исполнили хоры различных регионов — в том числе жители национальных республик в традиционных этнических костюмах.
Нужно отметить, что этническая идентичность многих жителей национальных республик довольно сильна и они не готовы определять себя как «русских». Как говорили мои респонденты из Калмыкии, за пределами республики они всегда чувствовали, что их не признают полноправными гражданами, так почему во время войны решили объявить русскими? «Никому это вообще не понравилось, потому что у нас никогда не было такого, чтобы мы такие: “мы русские”. Мы знаем, кто мы».
Война в каждый дом. Как устроена пропаганда на миноритарных языках?
Весной 2022 года, после введения запретов на слово «война» в русскоязычном публичном пространстве, государственные медиа начали поиски эвфемизмов и в целом правильного способа освещать события. Некоторое время сосуществовали разные термины: например, на фото из студии «Буряад ТВ» на табличке перед ведущими эфир написано «Дайн гэжэ хэлэхэ хорюултай, ТУСХАЙ ОПЕРАЦИ гэнэбди» («Война говорить запрещено, СПЕЦИАЛЬНАЯ ОПЕРАЦИЯ говорим»). Однако в других бурятоязычных СМИ принят другой перевод «специальной военной операции»: Сэрэгэй тусхай операц («военная специальная операция») или Онсо сэрэгэй ажаллага («особый военный проект»).
Просмотр прессы и ТВ двух республик — Бурятии и Калмыкии — показал, что местные СМИ не так уже много говорят о войне на калмыцком и бурятском языках. Например, в главной газете Бурятии «Буряад Үнэн» из 20 статей, в которых упоминается Балдан ЦыдыповОфицер российской армии, участвовавший в войне в Украине. Весной 2022 года помог перегруппироваться сослуживцам и был тяжело ранен. Стал одним из символов вторжения и в то же время — социальной мобильности для жителей регионов через войну: ему присвоено звание Героя РФ, звание почетного гражданина Забайкальского края (1998 г.р., самый молодой в истории), в военном училище установили бюст (при жизни)., только одна статья полностью на бурятском. Для сравнения, о его однофамильце, гроссмейстере Жамсаране Цыдыпове, за этот же период в этой же газете опубликовано 11 из 30 статей на бурятском, что примерно соответствует обычному соотношению бурятского и русского в «бурятоязычной» газете. Война относится к федеральной и международной повестке, о которой обычно пишут на русском, в то время как на родном чаще размещают материалы о внутренних делах республики.
Но даже отрывочное символическое использование элементов родного языка интериоризирует информацию, делает ее частью региональной повестки и приватной коммуникации. Информация о войне на родном языке привносит ее в домашнюю жизнь. В русскоязычных текстах СМИ бурятский язык используется эмблематически: «Некоторые говорят: “Зачем нужны праздники, когда идет спецоперация”. Я считаю, что наш сегодняшний праздник — очень важное событие, которое укрепляет дух бурятского народа. Так было тысячи лет назад, так было пятьсот лет назад, и сейчас это особенно важно для всех нас. Я уверен, наши ребята — “боевые буряты” — будут следить за состязаниями нашего сакрального праздника, болеть за спортсменов. Я всем желаю добра и мира! Буряадууд, урагшаа! [буряты, вперед!]» — обратился к участникам и гостям бурятского фестиваля Балдан Цыдыпов. Тут интересен и реклейминг выражения «боевые буряты», использовавшегося в рамках ксенофобной риторики, и слоган «Буряадууд, урагшаа!», важный для солидарности группы.
Такое же использование значимых слоганов можно видеть в пропагандистских материалах на калмыцком. Например, реклама службы по контракту в транспорте, районных группах ВК сопровождается калмыцкой поговоркой: «Залуд ― зөрг чимг» (украшение мужчины — смелость).
«Залуд ― зөрг чимг» — это популярное выражение, которое все помнят со школы и которое отсылает к распространённым гендерным стереотипам. Надо сказать, что в локальных СМИ в республиках используют именно этнические стереотипы о маскулинности. Например, на многих провоенных сайтах рядом со статьями о наборе по контракту и льготах для участников боевых действий и их семей размещаются статьи об истории, о сражениях в калмыцком эпосе «Җаңhр», используются визуальные образы воинского прошлого: так, например, в Калмыкии летом 2022 года проходил реконструкторский конный поход, участники которого ехали в форме кавалеристов образца 1942 года.
Низовая поддержка войны и солидарность
Использование слоганов в пропагандистских роликах тесно связано с низовой провоенной солидарностью, выражаемой на родных языках. Упоминавшееся бурятское выражение Буряадууд, урагшаа (Буряты, вперед) использовал один из контрактников на видео, выложенном каналом «Весь Улан-Удэ» и разошедшемся по всем Z-пабликам: «Огромный привет, чтобы наши родители, близкие не беспокоились, что все мы здесь живы-здоровы. Еще хочу сказать: Буряадууд урагшаа!» — говорит человек в камуфляже и маске.
Какая деколонизация нам нужна?
Колонка Ильи Будрайтскиса о том, как деколонизация становится оружием и почему заниматься ей россиян_кам придется самостоятельно
Похожие слоганы можно найти на фотографиях военной техники в Z-каналах. Например, на фото представлен слоган с латинизированным Z на танке: Бez булдырабыz. Без булдырабыз (тат. «мы можем») — лозунг, имевший широкое хождение в Татарстане в 1990-х и начале 2000-х, когда регион имел значительную автономию. Как сказал коллега, молодые татарстанцы выросли с ним как с символом независимости и возможностей республики.
Государственная пропаганда действительно предприняла несколько попыток перехватить повестку деколониального крыла антивоенной оппозиции. Миноритарные языки не очень часто используются в СМИ, однако отдельные выражения и слоганы привлекают внимание, способствуют доверию у носитель_ниц миноритарных языков к подобным материалам и апеллируют к групповой солидарности или декларируемым ценностям культуры, например, «смелости». Выражения на родных языках эмблематично используют самые разные участни_цы войны и милитаристского движения — солдаты, родственни_цы, военкор_ки, организатор_ки концертов и сборов средств. Именно эта растущая «снизу» риторика делает военный дискурс частью внутренней, групповой идентичности. Если на войне наши земляки / все свои / чуваши, то она становится делом каждого, а привычные слоганы на родном языке, репрезентирующие этническую идентичность, заставляют воспринимать информацию некритично.
Однако этот «перехват» деколониальной повестки был совершен не очень эффективно и с некоторой задержкой. Многие региональные инициативы остаются незамеченными, и нет признаков того, что власти последовательно следят за пабликами на миноритарных языках, чтобы оперативно отвечать на критику со стороны деколониальниых активисто_к. Пропаганда выстроена вокруг многоэтничности армии и поддержки многоязычия как свойства советского и российского государства (в отличие от западных стран, угнетавших этнические меньшинства). При этом риторика «старших и младших братьев» и «сплочения», является, по-видимому, ненамеренной частью имперского дискурса, и автор_ки таких высказываний не предполагают, что их риторика оскорбительна и может вызывать протест. Поэтому можно заключить, что пропаганда, к счастью, задействует лишь малую долю солидарности, которую способны вызвать тексты на родном языке.