«Мне постоянно снилось, как я бегаю за мусорами»

«В какой-то момент я вышел из Мосгорсуда, сел на трамвайную остановку и три часа плакал. После этого я больше никогда не ходил на суды. Видимо, где-то там я и разложился, хотя на тот момент я работал журналистом семь лет и мне казалось, что все в порядке. Это было время "Московского дела", 2019 год. В Мосгорсуде суды шли постоянно. На протяжении недели я сидел в разных залах по разным делам, смотрел на тех, кого судят, на их родных, на их полное непонимание происходящего и абсолютную безысходность, потому что ничего не помогало освобождению арестантов — ни [журналистские] статьи, ни протесты. Каждую неделю кого-то закрывали. Я понимал, что моя работа вообще ничего не приносит и я не могу никого защитить оглаской. Я даже никогда не испытывал стресса, например, от фотографий трупов, но тот момент стал переломным, а Беларусь [протесты 2020 года] меня совершенно добила».

Саша Скрыльников сейчас журналист проекта «Вот Так» от телеканала «Белсат». До этого он работал в «МБХ медиа», от которого и ходил на суды, на «Радио Свобода», немного постажировался на «Дожде», откуда ушел из-за харрасмента Павла Лобкова. В журналистике с 2012 года, а в 2021 году вынужденно эмигрировал из России из-за давления силовиков на редакцию «МБХ медиа».

Саше диагностировали ПТСР в конце лета 2020 года, после того как он освещал протесты в Беларуси, но, по его словам, формироваться заболевание начало чуть раньше — в 2019 году, во время «Московского дела».

Про сопротивление в Беларуси

«Страна проснулась. Но мы не смогли дожать»

Кого и как беларуское государство преследует за забастовки и расследования «серых схем» обхода санкций

слива-аджарха

Как говорит психоаналитикесса Селена Валявкина, посттравматическое стрессовое расстройство чаще всего возникает у людей, которые «работают в обстоятельствах, где можно с высокой вероятностью встретиться с каким-то травмирующим событием, но в силу профессиональной деятельности от него невозможно просто уйти. Чаще всего это люди помогающих профессий: психологи, социальные работники, медики, спасатели».

«Я наблюдал ужасные картины. В первый день протестов я был на одном из главных проспектов Минска — на проспекте Машерова. Жесть началась, когда в толпу протестующих со спины въехал автозак — а белорусские автозаки в два раза больше, чем российские.

Я стоял где-то в двух метрах оттуда и видел, как тела людей раскидывает в разные стороны

Одного человека зажало между асфальтом и автозаком. Его потянуло, и я видел, как от его пяток ничего не остается, как его оттаскивали в сторону и как пытались помочь врачи. Я, естественно, подбегал с камерой снимать все это максимально близко — на «МБХ медиа» есть репортаж, — а пока я делал кадры этих несуществующих пяток, в нас полетели светошумовые гранаты и резиновые пули. Чуть позже, когда мы убегали оттуда, светошумовая граната попала в меня — я до сих пор плохо слышу на правое ухо.

Вернувшись в августе в Россию я понял, что больше не могу нормально спать: мне постоянно снилось, как я бегаю за мусорами, ломаю им пальцы, стреляю из дробовика — [от кошмаров] я просто не мог заснуть. Сны были красочные, наполненные насилием. От любого проезжающего рядом автомобиля, напоминавшего мне бусы [машины], которые использовал минский ОМОН для задержания журналистов и вообще всех протестующих, я отскакивал в сторону. Это мешало мне жить».

Кошмары — это один из симптомов ПТСР, объясняет психоаналитикесса. По ее словам, при этом диагнозе человека выносит из «здесь и сейчас», в голове всплывают события, которые произошли давно и не относятся непосредственно к настоящему моменту. «Эти вспышки заставляют человека вновь переживать, в том числе на телесном уровне, травмирующие ситуации. Человек будто застревает в переживании и до бесконечности его воспроизводит, будто застряв в лимбе», — говорит она.

Среди других симптомов — дереализация и острое переживание чужих похожих страданий. Саше на работе дали недельный отпуск, но, по его словам, он никак не облегчил его состояние и не повысил продуктивность, мотивация к работе пропала и делать «крутые» материалы больше не хотелось. После эмиграции в Польшу в 2021 году местные врачи подтвердили диагноз, а после начала войны расстройство только обострилось.

Саша начал проходить психотерапию только в 2022 году, когда «Белсат», где он сейчас работает, нанял психотерапевтку для сотрудни_ц. Специалистка работала комплексно: ПТСР вскрыло другие диагнозы и проблемы. Терапия шла около семи месяцев, потом оплачивать психотерапевта перестали, а сам себе позволить его Саша не мог. По завершении терапии он смог продолжить работать, но, как сам говорит, «не так круто, как до случившегося».

После диагностирования ПТСР важно перестать отрицать проблему, говорит психологиня Селена Валявкина. По ее мнению, без психолог_ини или психотерапевт_ки полностью справиться с диагнозом нельзя, но можно снизить остроту состояния:

«Очень важно выделять себе время на отдых, нормализовать сон и работать с телом: ПТСР очень влияет на телесность, на физику, создает состояние постоянной алертности, ожидания повторения угрозы».

Так что все, что направлено на замедление, заботу о себе и дает телесный комфорт (плавание, занятия спортом, йога), — вещь номер один

Саша рассказывает, что его психотерапевтка давала ему упражнения на «заземление», к которым он сначала отнесся скептически, но в итоге они действительно помогли почувствовать себя лучше. «Для этого нужно было просто почувствовать хорошо свое тело: сказать: “вот мои ручки” — и покрутить запястьями, “вот моя голова” — покрутить головой, и так с любой частью тела. В конце концов ты то ли отвлекаешься от тревоги, то ли начинаешь чувствовать себя лучше физически — так ли иначе мне это помогло купировать тревожные позывы. Терапевтка говорила, что спокойствие тела, ощущение того, как оно двигается, как напрягаются и расслабляются мышцы, поможет восстановить и психическое состояние», — вспоминает журналист.

При этом он говорит, что на его состояние еще до поездки в Беларусь негативно повлияла атмосфера в коллективе «МБХ медиа», где он работал несколько лет назад:

«У нас был достаточно травматичный коллектив с деспотичными руководителями старой закалки, которые думали: “Что эти малолетки знают о жизни? Вот по нам у Белого дома из танков стреляли, и все было в порядке. Пойди, выпей, успокойся”. Обесценивание происходило постоянно».

Мне кажется, российская журналистская среда будто приказывает тебе терпеть невзгоды ради Миссии — миссии свободы слова и свободной России

При этом коллеги по «МБХ» поддерживали Сашу, у многих из них тоже диагностировали ПСТР.

Мы рассказываем про военное вторжение России в Украину, протесты и репрессии. Мы считаем, что сейчас, когда десятки медиа закрылись или перестали освещать войну, доступ к независимой информации важен как никогда.

Поддержать

Оформите разовое или ежемесячное пожертвование.

С ПТСР столкнулся и Игорь Мыглан, сооснователь проекта помощи украинским бежен_кам в Грузии Emigration for action. Почти год он координирует направление личной помощи пострадавшим и непосредственно общается с бежен_ками. Ему приходилось работать с людьми с оккупированных территорий, принудительно эвакуированными из Херсонской и Запорожской областей. Осенью 2022 года, после начала мобилизации, он и его коллеги также начали помогать россиянам, бегущим от призыва.

«Тогда в моменте казалось, что я умею помогать, оставаясь на дистанции, и не выгорать. Но потом я ради любопытства, без конкретного запроса пошел к специалисту в тбилисский американский госпиталь, куда мы часто направляли пострадавших. Я предполагал, что мне могут поставить, например, тревожное расстройство, которое мне диагностировали ранее, но у меня неожиданно обнаружили вторичное ПТСР», — рассказывает Игорь.

Сначала он не предал этому значения и, по его собственным словам, легкомысленно отнесся к диагнозу. Но состояние ухудшалось: постоянно хотелось спать, снижалась концентрация, увеличивалась тревожность, ухудшилась способность к принятию решений. Молодой человек начал курить каждые полчаса, не мог перестать читать новости даже в выходные.

«Все это замечали, а сам себе я в этом отчет не отдавал: вначале не чувствовалось, что мне тяжело и требуется помощь. Еще стала снижаться эмоциональность: эмпатия по отношению к близким стала даваться сложнее, потому что у тебя один фокус и всю эмпатию ты направляешь в работу. За пределами помощи беженцам моя эмпатия была “по талончикам”, а эмоции стали проявляться скорее из вежливости: улыбнулся в ответ на шутку, ответил на сообщения родителей, но внутри ничего не почувствовал», — говорит он.

То, что испытывал Игорь, называется вторичной травмой — это травма, которая происходит от общения с людьми, которые пережили тяжелые события. Ему предложили медикаментозное лечение и психотерапию, но от приема лекарств он в итоге отказался из-за побочных эффектов, сосредоточившись на встречах с психологом.

Сейчас в Emigration for Action установили ограничение по числу случаев, в которых волонтер_ка оказывает помощь, и организовали психологическую поддержку.

«Не надо обесценивать свои переживания: если ты выгоришь, то не будешь способен помогать. В работе я испытывал и продолжаю, конечно, испытывать, сильные эмоции. Чем больше случаев, тем эффективнее ты помогаешь, но с другой стороны, эмоций по отношению к ним испытываешь меньше. При этом образовавшуюся пустоту ты ничем не заполняешь: сил на что-то, помимо работы, особо нет», — говорит Игорь.

Селена называет ситуацию, в которую попадают активист_ки и журналист_ки с ПТСР термином «раненый лекарь»: у людей, которые долго старались справляться со своей травмой, есть желание помогать другим людям, так что люди с ПТСР вполне логично попадают в активизм, волонтерство или социальную работу.

«Если человек, озабоченный своим благополучием, при столкновении [с тяжелой ситуацией] может просто развернуться и уйти, то активисты вынуждены в этих травмирующих событиях вариться постоянно (например, те, кто помогает политзаключенным). То есть можно говорить, что [есть] некоторая изначальная предрасположенность, на которую затем накладываются вторичные травмы», — говорит психоаналитикесса.

По ее словам, в ходе своей деятельности активист_ки переживают ретравматизацию, поскольку чувствуют ответственность за других людей, за их состояние и могут не замечать каких-то травмирующих их событий, получать выгорание или вторичное ПТСР.

Что может помочь?

Советует Игорь:

1. Обязательный завтрак и полноценный обед.
2. Цифровой детокс — в идеале совместить детокс с выходным днем.
3. Планирование и возвращение чувства контроля над жизнью.
4. Разграничение личного и рабочего времени.
5. «Не думскрольте» — важно оставаться осведомленным, но нужно стараться погружаться в ситуации, где ты реально можешь помочь.

Советует Саша

1. Больше уделяйте время себе и друзьям, проводите его с поддерживающим окружением.
2. Отвлекайтесь — например, Саше помогает просмотр аниме.

Ещё идеи

«Как отвлечься»: двадцать идей на майские праздники

Тру-крайм, готовка, дорамы и другие рекомендации из нашей рассылки

Нина Незванова

Советует психолог Селена Валявкина

«На фоне войны многие выгорели, потому что не позволяли себе сделать перерыв, нужно было постоянно всех спасать и прикладывать максимум усилий, чтобы остановить войну. Такой подход — прямо противоположный профилактике ПТСР, а профилактика здесь такая же, как и при выгорании: важно делать перерывы.

Для помогающих профессий свойственно беспокоиться за других больше, чем за себя. Если в течение длительного времени жизнь состоит только из работы и нет времени на отдых, хобби и информационные детокс-дни, велика вероятность выгореть, ретравматизироваться. Вместо работы на износ нужно искать баланс и уделять время чему-то, кроме спасения людей.

При ПТСР очень важна правильная фармакотерапия — медикаментозное лечение поможет снизить симптомы. также очень важна психотерапия, часто при ПТСР рекомендуют ЕMDR — ее можно проходить самостоятельно и снижать таким образом уровень алертности, тревоги и остроту состояний.

Вылечить ПТСР возможно, но не всегда. Это зависит от уровня работы с ним: не всем доступны качественная психотерапия, отдых и ПТСР бывает разное. Если оно сопряжено с какими-то физическими травмами, то это особенно тяжело».